|
Тем не менее, конфуцианство и даосизм шли вместе как два добровольных служителя одного и того же социофилософского куль-турального способа жизни, который придаёт китайской истории такую согласованность и непрерывность. Даосизм основан на идее безграничного движения и изменения, впервые сформулированной Лао-цзы в «Дао Де Дзин» как Путь (см. Уалей,1958). Но этот путь всегда незрим. «Дао, которое можно описать, не есть неизменный путь», оно «темнее, чем любая тайна», — сказал он. Хотя сам Лао-цзы — не более чем легенда, он был достаточно исторически реален, чтобы Конфуций считал его философию необходимым балансом для основанного им социального порядка. Известно, что Конфуций говорил: «Я могу оседлать лошадь государства, но Лао-цзы может оседлать дракона». Этот дракон является динамическим природным духом, выражающим элементы, известные в Китае как ветер, вода, дерево, земля и огонь. В этом смысле место происхождения дракона находится в докультурном мире образа и инстинкта — в архетипе. Эта амплификация дает фон для интерпретации сна современного западного мужчины, в котором ссылка на Китай оказалась значимой для его анализа. В начале анализа у меня он только что вышел на пенсию после долгих лет работы. Некоторые личные проблемы были решены в течение раннего периода анализа, который освободил его от подавляющего влияния женщин в его семье (матери и сестры), принижавших авторитет его отца и косвенно исказивших его идентичность как сына и позже — как мужа и отца. Его первый сон в то время выразил осознавание себя в качестве центральной фигуры в непрерывной линии отец-сын, с его отцом на одном конце и его младшим сыном на другом. Его субъективное ощущение во сне было таким, как будто он теперь состоялся как сын своего отца и как отец сыновей. Но вместо присвоения этой роли в родовом смысле, он чувствовал себя свободным быть самим собой, независимым от обоих — от своего отца (он уже умер) и от сына (еще маленький и зависимый от него), хотя его долг перед сыновьями сохранился бы в некоторой степени весь остаток его жизни. Этот сон заявил о потребности мужчины осознать и утвердить зрелым способом свою зрелую маскулинную идентичность и признать, что его прежняя личная проблема уже решена. Следующий сон следующей ночью был совершенно отличным. В том сне он выглядел как старый китайский аналитик, а теперь он превратился в молодого китайского аналитика. Он был на дороге, по одну сторону от которой были незаконченные и несколько запущенные здания, предполагающие переходное состояние общества. По другую сторону были дома из добротного кирпича, красивые и построенные в хорошо продуманном и интересном стиле. Оба этих образа были важны для сновидца и сами по себе, и в силу контраста по отношению друг к другу. Его ассоциация с Китаем была замаскированным выражением этого. Он сказал, что его всегда впечатляла дуальность эстетического выражения в долгой и непрерывной культурной истории Китая. — 83 —
|