|
В отличие от этого типа эстетического восприятия с его отдалением от объектов или изучаемых людей, мы обнаруживаем тех полевых исследователей, которые погружаюся так тщательно в мифологию и ритуал малых сообществ, что отождествляются с ними психически. Это может приводить некоторых энтузиастов к гротескным формам эстетического подражания. Иногда, однако, это приводит антропологов к подлинному опыту инициации в общество, которое они начали изучать. Пример тому — отчет Карлоса Кастенеды о его шаманском ученичестве «Учение дона Хуана: путь знания индейцев Яки» и его блестящая юнгианская интерпретация Дональдом Уильямсом [84]. Причина этого опыта состоит в проективной идентификации, которая при правильных обстоятельствах создает условия для получения субъективных инсайтов, которые могут соответствовать объективным фактам. Это позволило Леви-Строссу сказать: Наша наука достигла в своем развитии того дня, когда западный человек начинает видеть, что никогда бы не познал себя, если бы был единственной расой или народом на поверхности земли [85]. Затем, резко оставляя эстетическую позицию, он добавляет, что «это должно способствовать распространению гуманизма во всем человечестве». [86] Гуманизм, как я начинаю его понимать с психологической точки зрения, происходит от особого налета религиозной и социальной установок. Т.к. христианство потеряло свою иерархическую структуру и стало широко социализирована м со времен позднего Возрождения в Европе, религия стала в той же мере антро-поцентричной как и теоцентричной. Леви-Стросс говорит о той исключительной эмоции, переживаемой антропологом, когда он вступает в дом, в котором традиция, хранимая в течение четырех столетий, возвращается к царствованию Франциска Первого... Как много узлов связывает его с той эпохой, когда новый мир открывался Европе через этнографические исследования! [87] Следовательно, он сожалеет, что антропологии потребовалось столько времени, чтобы стать признанной. Это также произошло из-за тяжелого наследия колониализма, помешавшего признанию аутентичности первобытных сообществ. Только с приходом новой эры, к которой мы все принадлежим, родилась настоящая антропология. Ее важная черта, как правильно замечает Леви-Стросс, состоит в «философском характере»: Как писал Мерло-Понти, всякий раз, когда социолог (но он имеет в виду именно антрополога) возвращается к существующим источникам своих познаний, действующих в нем в качестве средств понимания самых отдаленных культурных формаций, он сразу впадает в философствование... И несомненно, поле исследований, с которых начинается любая деятельность антрополога, является матерью и кормилицей сомнений, философской установкой как таковой. «Антропологические сомнения» состоят не столько в понимании того, что ты ничего не знаешь, как в решительном заявлении той единственной мысли, которую вы знаете, и, несомненно, вашей собственной ограниченности... Я думаю, что именно из-за этого сугубо философского метода антропология выделилась из социологии [88]. — 52 —
|