Отсюда господство навязчивоапей и сомнений, которые встречаются нам в душевной жизни больного неврозом навязчивости. Сомнение соответствуют внутреннему восприятию нерешительности, которая вследствие торможения любви ненавистью овладевает больным при любом намеренном действии. По существу именно сомнение в любви субъективно и должно быть самым надежным, которое 1 «Мне часто хочется, чтобы его не было больше среди живых. Но если бы такое сбылось, я знаю, что стал бы еще во много крат несчастнее, столь беззащитен я перед ним», — говорит Алкибиад о Сократе в «Пире». [Некоторые более поздние воззрения Фрейда на эту тему можно изложены на последних страницах работы «Влечения и их судьбы» (1915с; Studiemiusgabe. т. 3, с. 90-102) и в главе IV работы «Я и Оно» (1923*).] 4 Навязчивость и паранойя 97 диффундирует во все остальное и преимущественно смешается на самые индифферентные мелочи1. Кто сомневается в своей любви, может, должен сомневаться и во всем ост&чьном, менее значительном2. Это то же сомнение, которое при защитных мерах ведет к неопределенности и беспрерывному повторению, чтобы устранить неопределенность, и в конце концов оно приводит к тому, что эти защитные действия становятся такими же неосуществимыми, как и первоначально заторможенное решение в любви. В начале моих исследований' мне пришлось предположить другое, более общее происхождение неуверенности у больных неврозом навязчивости, которое, казалось, ближе прилегает к норме. Если, к примеру, при написании письма другой человек мне помешал, задав какой-то вопрос, то после этого я ощущаю оправданную неуверенность по поводу того, что из-за помехи чего-то не написал, и для надежности я вынужден еше раз прочесть письмо после того, как оно было готово. Я мог также думать, что неуверенность больных неврозом навязчивости, например во время их молений, происходит оттого, что в деятельность, связанную с чтением молитв, у них непрерывно в качестве помех вмешивались бессознательные фантазии. Эта гипотеза была верной, и вместе с тем ее легко можно примирить с нашим прежним утверждением. Действительно, неуверенность в осуществлении защитной меры происходит от мешаюших бессознательных фантазий, но эти фантазии содержат противоположный импульс, от которого приходилось защищаться как раз при помощи молитвы. Это отчетливо проявляется у нашего пациента, когда помеха не остается бессознательной, адает о себе знать открыто. Когда во время молитвы он хочет произнести: «Боже, храни ее!», — внезапно из бессознательного прорывается враждебное «не», и он догадывается, что это — начало проклятия (с. 62). Если бы это «не» осталось без- — 66 —
|