|
271 ти отцу, мешающему ее любви, но еше вероятнее также из мести матери за то, что та ходила беременной маленьким братом. Ибо анализ принес нам разъяснение, касающееся загадки самоубийства, что, наверное, никто не обретет психическую энергию, достаточную для того, чтобы покончить с собой, есл и, во-первых, он не убивает при этом также объект, с которым он идентифицировался, и, во-вторых, если он не обратил этим против себя самого желание смерти, которое было направлено против другого лица. Впрочем, регулярное выявление таких бессознательных желаний смерти у самоубийц не должно ни удивлять, ни казаться подтверждением наших выводов, поскольку бессознательное всех живых существ переполнено такими желаниями смерти даже обычно любимым людям1. Однако в идентификации с матерью, которая должна была бы умереть от родов вместе с этим утаенным от нее (от дочери) ребенком, это осуществление наказания само по себе опять-таки представляет собой исполнение желания. Наконец, то, что самые разные сильнейшие мотивы должны были взаимодействовать, чтобы сделать возможным такой поступок, как у нашей девушки, не будет противоречить нашему ожиданию. В мотивировке девушки отец не присутствует, не упоминается также и страх перед его гневом. В мотивировке, разгаданной анали-зом, главная роль отводится ему..Отношение к отцу имело точно такое же решающее значение также для процесса и результата аналитического лечения, или, точнее, исследования. За приведенной в оправдание заботой о родителях, ради которых она хотела поддержать попытку достичь изменений, скрывались упрямство и желание отомстить отцу, за которые она упорно держалась в гомосексуальности. Обеспеченное таким прикрытием, сопротивление освободило значительную область аналитического исследования. Анализ происходил почти без признаков сопротивления, при живом интеллектуальном участии анализируемой, но и при полном ее душевном покое. Когда однажды я ей объяснял особенно важную и близко касающуюся ее часть теории, она произнесла с неподражаемой интонацией: «Ах, это очень интересно», — словно великосветская дама, которая прогуливается по музею и рассматривает в лорнет предметы, которые ей полностью безразличны. Впечатление от ее анализа приближаюсь к впечатлению от гипнотического лечения, в ходе которого сопротиатение точно так же отступает до определенной границы, у которой оно затем оказывается непобедимым. Ср. «В духе времени о войне и смерти» (19156). 272 Этой же — русской, как ее можно было бы назвать — тактики сопротивление очень часто придерживается в случаях невроза навязчивости, которые поэтому некоторое время поставляют самые ясные результаты и позволяют глубоко понять причины симптомов. Но затем начинаешь удивляться, почему такие большие успехи в аналитическом понимании не приносят с собой ни матейшего изменения в навязчивостях и торможениях больного, пока, наконец, не замечаешь, что все, что было достигнуто, было обременено оговоркой сомнения, и за этим защитным валом невроз мог чувствовать себя в безопасности. «Все было бы замечательно, — говорится в больном, зачастую также и на сознательным уровне, — если бы мне пришлось поверить мужчине, но об этом нет и речи, и до тех пор, пока этого не происходит, мне и не нужно ничего менять». Когда затем приближаются к мотивировке этого сомнения, начинается серьезная борьба с сопротивлением. — 192 —
|