|
168 Здесья на мгновение остановлюсь перед потоком нападок и возражений. Кто знаком с нынешней психиатрии, должен быть готов к худшему. «Разве это не безответственное легкомыслие, не бестактность и не клевета — обвинять в гомосексуальности человека столь высоких моральных устоев, как бывший председатель судебной коллегии Шребер?» — Нет, больной сам поведал миру о своей фантазии о превращении в женщину и в высших интересах пренебрег личными соображениями. Стало быть, он сам дал нам право заняться этими фантазиями, а наш перевод к их содержанию ничего не добавил. — «Да, но он сделал это, будучи больным; его бредовая идея о превращении в женщину была болезненной». — Мы этого не забыли. Мы занимаемся лишь значением и происхождением этой болезненной идеи. Мы обращаемся к его собственному разграничению между Флехсигом-человеком и «Флехсигом- душой». Мы вообще его ни в чем не упрекаем — ни в том, что у него были гомосексуальные побуждения, ни втом, что он стремился их вытеснить. В конце концов, психиатры должны были извлечь урок из этого случая, когда больной, несмотря на весь свой бред, старается не смешивать мир бессознательного с миром реальности. «Но нигде не определенно не говорится, что превращение в женщину, которого он боялся, должно произойти в угоду Флехсигу». — Это верно, и нетрудно понять, почему в предназначавшихся общественности «Мемуарах», в которых автор не хотел нанести оскорбление человеку «Флехсигу», он избегает столь резкого обвинения. Но смягчение выражений, продиктованное подобными соображениями, оказалось недостаточным, чтобы суметьскрыть истинный смысл упрека. Можно утверждать, что об этом говорится также и вполне определенно, например, в следующем пассаже: «Таким образом, против меня был составлен заговор (примерно в марте или апреле 1894 года), который заключался в том, что после того как моя нервная болезнь будет признана неизлечимой или выдана за таковую, передать меня некоему человеку, причем таким способом, что моя душа достанется ему, но мое тело... превратится в женское тело и в этом виде будет передано данному человеку для сексуального надругательства» (56)1. Излишне добавлять, что из конкретныхлюдей не называется никто другой, кого можно было бы поставить на место Флехсига. Выделено мною. 169 К концу его пребывания в Лейпцигской клинике у него возникло опасение, что с целью полового насилия его «должны отдать санитарам» (98). Женская установка по отношению к богу, возникшая в ходе да1ьнейшего развития бреда, в которой он без стеснения признается, пожшгуй, устраняет последнее сомнение относительно роли, изначально отводившейся врачу. С первых и до последних страниц книги назойливо раздается другое выдвинутое против Флехсига обвинение. Он пытайся погубить его душу. Мы уже знаем [с. 38], что состав этого преступления непонятен и самому больному, но что оно связано с деликатными вещами, которые пришлось исключить из публикации (глава III). Одна-единственная нить ведет нас здесь дальше. Душегубство поясняется ссылками на содержание «Фауста» Гёте, «Манфре-да» лорда Байрона, «Вольного стрелка» Вебера и т. д. (22), и один из этих примеров приводится в другом месте. При обсуждении разделения бога надве персоны «нижний» и «верхний» боги отождествляются Шребером с Ариманом и Ормуздом (19), а несколько позже мы обнаруживаем следующее сделанное вскользь замечание: «Впрочем, имя Ариман встречается также в связи с душегубством, к примеру, в "Манфреде" лорда Байрона» (20). В поэтическом произведении, охарактеризованном таким образом, едва ли имеется нечто, что можно было бы сравнить с продажей души в «Фаусте», я также тщетно искал в ней выражение «душегубство», но, наверное, суть и тайна этого произведения — инцест между братом и сестрой. Здесь короткая нить вновь обрывается'. — 115 —
|