|
В это время в анализе наступил перерыв (у меня был месячный отпуск), и А. приняла решение закончить лечение. Может быть, на него повлияла ярость, которая появилась у пациентки, когда она на какое-то время почувствовала себя покинутой, и которую я не успел интерпретировать. Между тем ярость все возрастала и получила облегчение в приступе зависти А. к своей матери. Этот приступ внешне выразился в полной потере контроля пациентки над собой, когда она, полная ненависти, набросилась на мать. После этого А. замкнулась и у нее появилось ощущение, что внутри нее поселилась огромная черная змея. Бессознательное приняло такой образ после того, как из-за наплыва активной ярости оно внедрилось в ее сознание. Это так напугало А., что она вернулась на психотерапию. Это произошло в начале девятого месяца с момента начала анализа. Девятый месяц анализа всегда является особенным, поскольку психический процесс следует модели развития физиологической беременности. Так и оказалось в случае А. Новое развитие проявилось в весьма драматичной форме. В тот день, когда пациентка решила продолжать анализ, она сидела в кафе и слушала музыку. Внезапно она почувствовала на своей спине чью-то руку, хотя сзади никого не было. Чувство было очень смутным, однако она знала, что рука все еще там. В процессе аналитической сессии, рассказывая о своем переживании, она вновь ощутила это прикосновение, которое стало даже более отчетливым. Вскоре у нее возникла ужасная галлюцинация. На руке выросли красные когти и стали царапать ей спину. Это привело А. в ужас, и она воскликнула: «Это мой судья, он наказывает меня за то, что я так поступила со своей матерью!» Так как в предшествующие месяцы был констеллирован позитивный процесс, а новому появлению архетипических образов часто предшествуют сильные переживания, вызванные психическими расстройствами, было бы совершенно неправильно сводить ее переживание только к чувству вины. Я оказал ей поддержку, усилив ее переживание мифологическими соответствиями. Она переживала хаос, который видела во сне и который угрожал ей во время поездки в автобусе. Этот хаос претерпевал существенные изменения, пока ее не поглотил приступ ярости к собственной матери. Эта ярость оказала каталитическое воздействие, сильно ускорившее процесс трансформации. В этот момент передо мной стоял один-единственный вопрос: окажется ли это переживание для нее слишком быстрым и слишком сильным или нет? Сможет ли она с ним справиться? На следующий день рука была все еще там, но ситуация стала изменяться. Пациентка ощущала, что на ее спине сидит орел и клюет ее. Страх усилился. Она нарисовала этого орла (рис. 3). Когда я предложил А. с ним поговорить, она сказала, чтобы тот убирался прочь. В результате А. ощутила, что орел стал меньше, но вместе с тем у нее возникло ощущение, что ее наполняет черная жидкость и она готова взорваться. Стало понятно, что орел не собирается никуда улетать. Когда она попросила его вернуться, чернота стала отступать. Теперь, не разговаривая с ним, А. вновь нарисовала его вместе с чернотой, которую она ощущала (рис. 4 и 5). В течение всего этого времени контролирующий перенос существенно ослаб и принял более мягкую форму идеализированного переноса, позволившего мне провести ее через это тяжелое испытание. На следующий день (это был третий день с момента появления руки) орел все еще оставался на прежнем месте и по-прежнему пугал пациентку, что немало меня обеспокоило. Однако на этот раз накануне сессии ей приснился следующий сон: — 62 —
|