Я допил холодный кофе и съел еще одно пирожное. Я мысленно сопоставил себя с Норманом. Почти везде он меня опережал, если я ставил себя на его место. На той же стадии анализа я все еще продолжал во всем обвинять свою жену. Что касается его недавнего решения взять на себя ответственность за собственные отношения,– нечто подобное впервые пришло мне в голову лишь полгода спустя; до этого я ни разу не подумал об этом. А его осознание, что отстаивать свою точку зрения– значит все время за нее отвечать... Да, из-за этого у меня до сих пор бывают неприятности. И все это время Норман смотрел на меня. Как правило, прежде он избегал встречаться со мной взглядом. Сейчас он, не отводя глаз, смотрел прямо на меня. Я должен был отнестись к этому с должным уважением. Глаза– это окна души. Если вы смотрите кому-то в глаза, у вас возникает ощущение, что вся психика этого человека оказывается у вас в ладонях. Наверное, прошло больше двух лет моего индивидуального анализа, прежде чем рискнул так себя вести. Я пошел спать, чувствуя, что нахожусь в серьезной депрессии. Я совершенно не подхожу для аналитической работы. Я жульничал. С таким же успехом я мог бы гадать на кофейной гуще. Я никому не могу помочь. У меня нет необходимых качеств, чтобы вызывать доверие у людей, проходящих процесс индивидуации. Такое состояние называется негативной инфляцией– идентификация с теми качествами, которые вам в себе не нравятся. Я уже много лет не записывал снов. Но в ту ночь записал. Я находился на лекции в университетской аудитории и беседовал со студентами первого года обучения. – И в этом заключается вся жизнь,– небрежно обронил я, подкинув в воздух кусочек мела. Я посмотрел на молодую ассистентку, стоявшую чуть позади меня. Она была очень привлекательной. Встал юноша, который сидел на первом ряду. Ему было лет девятнадцать. – А правда,– спросил он,– что вы бросили свою семью? Он огляделся вокруг и расхохотался. Люди в аудитории перешептывались. – Да, бросил. – Вы бросили свою семью и детей? Я опустил голову. – Да. – И оставили их без цента в кармане? – Подождите, вы не понимаете... У меня не было выбора... Этот сопляк вынул из-за пояса хлыст и уже приготовился меня бить, когда появился сам Юнг и взошел на кафедру. – Прекратите!– закричал Юнг. Он был стар, ему, по крайней мере, было лет восемьдесят. Он сутулился, в руке у него была трость.– Этот мужчина– обычный человек,– сказал он, указывая на меня.– Это его единственное преступление. Он повернулся ко мне и сказал: – Идите отсюда. Продолжайте работать и не считайте себя виноватым. — 79 —
|