|
Если по этим детским воспоминаниям пациента оценивать то, как значимые другие люди обращались с его чувствами в то время, можно представить, насколько сильно он был вынужден подавлять любое проявление своих чувств. Во сне он не убил кролика, который вместе с плюшевым мишкой и кошкой символизировал для него теплоту, мягкость и витальность мира его чувств. Он смог позволить себе проявить свои чувства на сессии. Как я уже говорил, относительно хорошо развитой вторичной функцией пациента была интуиция, но он почти всегда использовал ее для защиты от чувств. Всякий раз, когда от него требовалась эмоциональная реакция, или в ситуации, пробуждающей чувства, он убегал в грандиозные идеи и фантазии, которые благодаря его хорошей интуиции, несомненно, были уместны, но оставались очень холодными и дистанцированными. Для него было характерно «улетать вверх» в так называемые «высокие материи», что нашло выражение в целой серии снов с одним и тем же мотивом. Когда во сне он попадал в опасную или пугающую ситуацию, у него появлялась магическая способность благодаря силе мысли подняться в воздух и улететь прочь. После того, как было достигнуто понимание мира его чувств (представленного в первом сне образом кролика и исследованного в последующей аналитической работе), он месяц спустя принес другой сон, наполненный чувствами. В часовне я обнаруживаю гигантских коричневых плюшевых медведей, которых беру в руки, испытывая счастье. Они почти так же велики по отношению ко мне теперешнему, как мой детский плюшевый мишка был по отношению ко мне пятилетнему. Но затем я хочу положить их на место. Я собираюсь найти мальчика, которому они принадлежат, и сказать ему, как мне нравятся эти мишки. Я дохожу до середины часовни, где проходит служба. Мальчик, которого я ищу, облачен в ризу и поет литургию. Я встал позади него в ожидании, не решаясь его побеспокоить во время службы. Я отдаю ему медведей. Затем я смотрю на свои вещи в багажной тележке. Они еще не упакованы надлежащим образом, и я еще не знаю сколько у меня окажется багажа. Я размышляю о том, что буду вынужден тащить эту гору вещей. Мне становится грустно. Я обнаруживаю прибор, позволяющий получить фотографию на стеклянной пластине. Я беру ее и вижу на фото красивую почти обнаженную девушку. Моя грусть усиливается, и я плачу. Я напеваю мелодию, старую детскую мелодию. Пока я пою, слезы печали скатываются по моим щекам. В этом сне пациент смог открыть связь с целостным миром детских чувств, когда плюшевый мишка еще не был разорван жестокими сверстниками. Он так нее смог вернуть детские чувства своему внутреннему ребенку. Все события сна происходили внутри архетипического позитивного материнского пространства часовни. Характерно то, что он вернулся к архетипическому символизму коллективного бессознательного, чтобы найти позитивную сторону материнского архетипа, которую он не мог пережить ранее со своей матерью, с которой у него не было взаимопонимания. В конце сна ему удалось открыться и пережить счастье и печаль одновременно, что ему никогда полностью не удавалось с раннего детства. В то же время он понял, что никогда раньше не переживал чувственную сторону любых отношений, пытаясь вместо этого воспринимать других людей в контексте общепринятых великих философских или религиозных идей (часовня!). Конечно, этот прием никогда не срабатывал, и его депрессивные настроения усиливались, когда отношения прерывались, особенно с женщинами, так как идеи никогда не могли дать твердую основу для межличностных отношений, основывающихся на чувствах. Теперь он впервые пережил отсутствие своих чувств как досадный недостаток и потерю. В свою очередь активизировалась его ощущательная функция, а поскольку это функция реального, он смог установить, когда и где этот недостаток был действительно актуальным. — 149 —
|