Каково же было потрясение, когда сотрясающая сила вторглась в дом моего Эдема, сокрушая чудесные стены пленительных видений. Вселенная взорвалась, и я низринулся в плотную тьму измаранного мраком коридора, корчась в лабиринтах ада всей своей сморщенной и хилой плотью. И плотный холод всепоглощающего тумана обозначил окончание вечности. Я умер. И со мною умерло мое бессмертие. Добро пожаловать на край бездны... Ты сочувствуешь и понимаешь... Но, когда я говорю "я", имеешься в виду и ты. Эта история так же и о тебе... о каждом из нас. Тропа 20. Каждый из нас Таким образом, каждый из нас брошен и заброшен - и переживание этого опыта мы несем и вынашиваем в себе. Таким образом, каждый из нас изгнан, и потому мы - изгнанники, вывернутые наизнанку ужасающим лоном, вытолкнувшим нас в дебри мира сего, каждому определив меру печали - печати мира. Таким образом, каждый из нас странник - заброшенный, брошенный, изгнанный, бредущий сквозь дым надежд, чтобы отыскать свой дом. Но надежды ненадежны. Они лишь одежды отчаявшихся грез, каждое мгновенье готовые истлеть. Каково же содержание того, что по недоразумению зовется нашей жизнью? Чем заняты мы, неприкаянные бродяги, растерянно заселившие пространство? И что за смысл таится в нашем дремлющем бытии? Наверное, у каждого свой Мастер, в зависимости от мировоззрения, системы верования, установок... Нет, милейший. Смысл у всех и каждого общий, он же составляет и всеобщую озабоченность, вырастающую из смутной тревожности и перед собой, и перед миром. Он столь же прост, сколь и неосознаваем - спасение. От кого? Или от чего? От того ужаса, который сопровождал его появление на свет. Годы идут, но ужас не уходит. Он разъедающей отравой пропитывает душу. Однако процесс этот столь потаенный, что мы и не догадываемся о нем. А потом ты вроде бы внезапно и случайно приходишь к пониманию, что все твое существование отравлено. Только уже поздно. Ты уже изъеден, разъеден и съеден. Тревога выползла наружу и обвивает тебя. И тогда все твое существование начинает корчиться, как агонизирующий кролик, сладострастно увитый фаллическим напряжением флегматичного удава. Кольца судьбы сжимают твою трахею, и ты задыхаешься в собственных воплях. И начинаешь метаться, как блоха - не узнаешь ли жизнь свою, человече? Спасай себя, спасай! Впрочем, только этим ты и занимаешься всю свою жизнь - всякий день, каждый час, ежеминутно - растворенный в безмысленных, а потому и бессмысленных мигах своего сна, называемого тобой жизнью. Мир умер, когда ты в него вошел. Потому что ты сам умер. С того момента все твои действия - вариации на тему спасения себя. — 16 —
|