|
Отправившись в путь, который вел ее в “холод смерти”, миссис А. перестала чувствовать какую-то личную связь между собой теперешней и своим прежним миром. Она разошлась с этим миром, в котором, как она могла видеть, все еще пребывали ее муж, дети, друзья. Эта отрешенность, сколько я знаю, не была с ее стороны намеренной. Имей миссис А. даже сознательное намерение исчезнуть из этого мира, то как бы ей это удалось, когда большинство людей, стремящихся изо всех сил уйти от самих себя и от мира, не могут достигнуть этого? В приводимых ниже колонках перечисляются некоторые соотношения, установленные ею благодаря “вспышкам” внезапного понимания. Миссис А. установила их сама. Для меня они были такой же неожиданностью, как для нее. Никто не делал даже намека на толкование, хотя бы отчасти напоминавшее эти соотношения. В холоде смерти не было ничего реальнее ее предсмертного состояния и того, что она должна умереть, подобно ее отцу, матери и брату. И наименее реальной была какая-то связь между набором ее симптомов и ее отцом, матерью, братом или ребенком1. Ее язык, ощущавшийся как сведенный, но выглядевший нормальным, Ее грудь, в которой ощущалась какая-то пустота, и ее кожа, которая казалась ей пожелтевшей, Ее рука, которую она видела иссиня-черной, Ее сердце Ее кости Экстремальный опыт вместе с множеством из второй колонки был отображен3 на части ее тела. Посредством такой операции интроективной идентификации определенные части ее тела приобрели значение. Она воспринимала их с точки зрения их значения, не осознавая, что ее переживание их есть продукт операции отображения. Как ей удалось проделать эту операцию, а потом удерживаться в этом состоянии и посредством какой последующей операции она смогла исключить предыдущую из своего опыта, я не знаю. Часть II ФОРМЫ МЕЖЛИЧНОСТНОГО взаимодействия Глава 6 Комплементарная идентичность Рабби Кабиа (в неволе у римлян) — своему любимому ученику, Симону бен Йохай1: “Сын мой, теленок жаждет сосать, но еще сильнее корова жаждет кормить”. Описывая переживание и действие, которые происходят в воображении, во сне или в фантазии, мы непременно должны включать в наше описание весь “узел” других, воображаемых, снящихся, фантазируемых или “реальных”. Я попытаюсь придать более рельефные очертания зависимости между этими другими и “я”. Наиболее значительный шаг в теории и методологии психиатрии за последние два десятилетия заключается, на мой взгляд, в растущей неудовлетворенности любой теорией или исследованием отдельного индивидуума, изолирующими этого индивидуума от его контекста. Чтобы исправить такое положение, были предприняты усилия с самых разных сторон. Однако легко заметить, что и здесь существуют свои весьма опасные ловушки. Система воззрений может накладывать на реальность неправомерную схему дробления. Следует проводить различия между фрагментацией, идущей наперекор персональной рельности, и вполне оправданным анализом одного за другим каждого отдельного аспекта ситуации. Мы не хотим разобщать “разум” и “тело”, “психическое” и “физическое”. Мы не должны подходить к “личности” как к “животному” или “вещи”, но было бы неразумным пытаться оторвать человека от его отношения к другим существам и от той живой ткани, которая является его жизненной средой. Особая трудность заключается в том, чтобы невольно не подвергнуть нашу человеческую рельность концептуальному искажению, в котором по ходу дела была бы утрачена первоначальная данность. — 48 —
|