Теперь у нее были многократные “озарения”, когда она на короткое время вырывалась из того, что сама назвала “полотном символов”, которым было окутано все ее тело. Как-то ночью, лежа без сна, тревожно прислушиваясь к каждому удару сердца, она осознала внезапно, что ее сердце — это ее третий ребенок, когда он находился в утробе и у него плохо прослушивалось сердцебиение; в течение следующего месяца она поняла, что окостеневший язык — это язык ее отца, которого разбил паралич; что кожа и грудь — это кожа и грудь ее брата, когда она видела его умирающим от туберкулеза. Эти “вспышки” вырвали ее из “состояния нереальности”, но время от времени, вопреки себе, она возвращалась в него. Иногда, как пациентка говорила выше, она цеплялась за свою “нереальность”, и реальная жизнь ускользала. У нее была серия снов, как нам представляется, имеющих отношение к этой теме. В первом из снов ее загнал в угол какой-то мужчина и собирался напасть на нее. Казалось, выхода нет. Она совсем потеряла голову, когда, все еще во сне, попыталась сбежать в бодрствующее состояние, но осталась все в том же углу. Это фактически было теперь еще хуже, потому что это было реально, и тогда она убежала обратно, в сон, так как “это, по крайней мере, был только сон”. В другом своем сне она находилась внутри темного дома и выглядывала наружу через дверной проем, поперек которого лежал черный зонтик. Во сне она чувствовала, что внутри была нереальность, а снаружи — реальность, но зонтик служил преградой на пути ее выхода наружу. Третий сон, который приснился пациентке как раз после того, как она окончательно вышла из состояния “холода смерти”, включал в себя следующие элементы: она смотрела на большой самолет снаружи; в дверном проеме этого самолета стоял врач, воплощавший в себе черты различных людей, в том числе и мои. В тот момент она знала, что снаружи — реальность, а внутри — нереальность. Она хотела вовнутрь, в нереальность, но врач преграждал ей дорогу. Пять месяцев своего состояния умирания она подытожила следующей фразой: “Я жила в метафорическом состоянии. Я соткала картинку из символов и поселилась внутри нее”. После выхода из метафорической формы существования, в которой женщина была ни жива, ни мертва, она ощущала жизнь гораздо острее, чем когда-либо раньше. Пять лет спустя она продолжала чувствовать себя хорошо и родила еще одного ребенка без каких-либо осложнений. Почему люди приходят в состояния этого рода, нам неизвестно. Ключевым моментом состояния пациентки был “холод смерти”. Она никогда в действительности не переступала порога, чтобы почувствовать, что была мертвой. Она была “не такой”, она была “далеко”, она “ушла в какой-то другой мир”. Этот мир свелся к тому свету. Ее кожа, язык, руки, легкие, сердце, мочевой пузырь, кишки, кровь, кости — все было втянуто в орбиту смерти. Мир живых открылся ей вновь во вспышках внезапного понимания. После самой холодной зимы ее жизни опять наступила весна. — 46 —
|