|
Что кибернетика действительно позволяет оценить, так это радикальное отличие символического порядка от порядка воображаемого. Совсем недавно один кибернетик признавался мне в том, насколько трудным оказывается, что бы об этом ни говорили, перевод на язык кибернетики функций гештальта, то есть согласования так называемых "хороших форм". То, что является "хорошей формой" в живой природе, в Символическом становится "формой плохой". Человек, как часто говорят, изобрел колесо. Колесо в природе не встречается, но у него "хорошая" форма, форма круга. Нет, однако, в природе колеса, которое регистрировало бы оборот за оборотом траекторию одной из точек своей окружности. В Воображаемом циклоиды не существует. Циклоида - это открытие, сделанное Символическим. Но в то время как открытие это кибернетическая машина сделать вполне способна, заставить еевоспроизвести в диалоге с другой машиной заданный тою круг оказалось задачей, выполнить которую можно лишь средствами крайне искусственными. Вот что делает очевидным принципиальное различие между двумя планами - планом Символического и планом Воображаемого. В Воображаемом существует некая косность, которая на наших глазах вмешивается в речь субъекта, ее запутывает, — именно из-за нее не отдаю я себе порою отчета в том, что, желая кому-то добра, я желаю ему зла, что любя его, люблю я на самом деле себя самого, а полагая, будто люблю себя самого, люблю в этот самый момент кого-то совсем другого. Рассеять эти обусловленные Воображаемым заблуждения, вернуть речи свойственный ей в качестве речи смысл - вот на что диалектическое применение анализа должно быть направлено. При этом важно понять, существует ли Символическое как таковое вообще или оно представляет собой лишь возведенный во вторую степень фантазм воображаемых согласований. Именно здесь приходится сделать выбор между двумя возможными в психоанализе ориентациями. Все возможные смыслы давно уже скопились в ходе исторических перипетий в балласте семантики. Значит ли это, что психоаналитик должен отслеживать тот смысл, который субъект, зная, что он проходит психоанализ и что психоанализ сформулировал определенные нормы, отныне своим речам придал? Должен ли он поощрять субъекта к тому, чтобы тот хорошо вел себя и, выйдя из стадий, где господствует образ того или иного отверстия, стал бы полноценной, со зрелыми инстинктами личностью? О чем, в конце концов, в анализе идет речь - о согласовании с фундаментальными образами, об исправлении, о нормализации в терминах Воображаемого или же о высвобождении смысла речи, того универсального дискурса, в который субъект заранее вовлечен? Вот где лежит расхождение между двумя школами. — 288 —
|