|
Именно так сновидение и устроено, объясняет нам Фрейд. И общий сюжет того, что в сновидении происходит, именно таков. Но вопрос, на мой взгляд, состоит скорее в другом: как получается, что Фрейд, который будет в дальнейшем говорить о функции бессознательного желания, здесь, в качестве первого шага своего доказательства, ограничивается тем, что преподносит нам сновидение, которое исчерпывающе объясняется удовлетворением желания, которое иначе как предсознательным, а то и вовсе сознательным, не назовешь? Ведь накануне Фрейд как раз целый вечер и посвятил именно тому, чтобы черным по белому оправдать себя как в том, что произойдет, так и в том, что произойти не может. Для объяснения формулы, согласно которой сновидение всегда представляет собой удовлетворение желания, Фрейду, похоже, требуется поначалу лишь самое общее понятие о желании, — что оно представляет собой и где находится его источник, в бессознательном или предсознательном, его пока не волнует. К этому вопросу он приходит в примечании, которое я в прошлый раз зачитывал: кто оно, это бессознательное желание, которого субъект ужасается и которое он отталкивает? Когда мы говорим о бессознательном желании — что мы этим хотим сказать? Для кого это желание существует?Именно на этом уровне сможем мы найти объяснение тому глубочайшему удовлетворению, которое приносит Фрейду решение загадки этого сновидения. Чтобы должным образом оценить тот факт, что сновидение это играет в рассуждениях Фрейда решающую роль, нужно отдавать себе отчет в том значении, которое Фрейд — что очень показательно, хотя и парадоксально — ему приписывает. На первый взгляд, казалось бы, решающий шаг здесь не сделан, ибо речь идет, в конечном счете, разве что о предсознательном желании. Но если Фрейд, тем не менее, считает это сновидение главным, основополагающим, типичным, то он, по-видимому, полагает, что этот шаг им сделан, что дальнейшее изложение более чем доказывает. Если он сам чувствует, что он этот шаг сделал, значит это действительно так и есть. После анализа, который дал этому сновидению Фрейд, я не собираюсь анализировать его вновь. Это было бы абсурдно. Точно так же, как не может быть речи о том, чтобы анализировать авторов уже покойных, не может быть речи и о том, чтобы анализировать сновидение Фрейда лучше, чем это сделал он сам. Когда Фрейд ход своих ассоциаций прерывает, у него на то есть причины. Он может сказать: Об этом я больше говорить не буду, я не хочу больше рыться в белье и копаться в ночных горшках — или, например: У меня нет больше желания продолжать ассоциации. И нам нужно не заниматься экзегезой там, где сам Фрейд предпочитает умолкнуть, а рассматривать сновидение и его толкование Фрейдом в совокупности, как единое целое. И в этом случае мы окажемся по сравнению с Фрейдом в совершенно иной позиции. — 141 —
|