«Рассказывать или не рассказывать? – Поколебался Виктор Умбертович и все-таки решился сообщить доктору о только что приключившемся с ним видении. – Врач как-никак, поймет». И Карл Иваныч понял, хотя и в несколько ином аспекте, чем предполагал Виктор Умбертович. Доктора заинтересовало не директорское самочувствие, а странный феномен И, однако виду он не подал, а деловито и профессионально утешил: - Это нервическое, Виктор Умбертович. Выпейте водочки, и все как рукой снимет. - Да я уже выпил. - Так выпейте еще! - Что ж, пожалуй. Идея совсем неплохая. 5. В тот день. В тот день, каждый в своем кабинете, не прерывая телефонного разговора, Виктор Умбертович и Карл Иваныч изрядно выпили. 6. К вечеру ближе. К вечеру ближе сторож Евсеич видел, как они в обнимку и, распевая куплеты, и также покачиваясь, покинули школьное здание. Но, постольку поскольку, Евсеич сам к тому времени уже пребывал подшофе, его заявление о том, что директор не отбрасывал тени, в своей правдоподобности показалось несколько сомнительным. 7. В ту же ночь. В туже ночь Иван в первый раз заплакал. 8. Мальчик отказался от ужина. К восьми часам вечера мальчик почуял себя настолько разбитым и усталым, что отказался от ужина, хотя при этом на стол подавались излюбленные яства этой семьи. Мама изготовила свой знаменитый на всю семью (…), а папа осуществил в духовке сочн(…………) в изобретенном им самим соусе. 9. Внутренний зов семьи. Подобные празднества устраивались с определенной периодичностью, примерно раз в неделю, и не по случаю каких-либо официальных торжеств, а просто так, по внутреннему и нативному зову всех членов семьи – своего рода искусство ради искусства. Вместе сидели за одним столом, при свечах, с аппетитом кушали искусно изготовленные блюда и делились впечатлениями от прожитого дня. Папа по обыкновению много шутил, мама смеялась, а Ванечка скромно улыбался и игриво просил добавки. Поевши и посмеявшись, довольные и умиротворенные, папа с мамой желали Ванечке спокойной ночи и удалялись в свою спальню, а мальчик еще какое-то время читал книжки или просто сидел у окна у себя в комнате и, болтая ногами, предавался созерцанию. Затем всех вместе накрывала единая ночь, и каждого в отдельности всасывала в свои темные, тяжелые недра, в которых с людьми происходило что-то неясное и томительное, а наутро источала их обратно. — 94 —
|