261 крывает себя как умерший брат господина P., прини., мавшего тогда участие в сеансах. Этот умерший брат господин П. P., сыпал общие фразы о братской любви к своему живому брату и т.п. От специальных вопросов он всячески уклонялся. При этом он обнаружит прямо-таки удивительную словоохотливость в общении с дамами кружка, и одной из них - даме, которая никогда не была знакома с господином П. Р. при его жизни,- признался в своем поклонении. Он утверждал, что еще при жизни мечтал о ней, что часто встречал ее на улице, не будучи с ней знаком, и что теперь весьма рад познакомиться с ней таким необычным способом. Своими плоскими комплиментами, насмешливыми замечаниями в адрес мужчин, невинными детскими шуточками и тому подобным вздором он заполнял значительную часть сеансов. Многие участники кружка выражали негодование по поводу легкомыслия и банальности этого "духа", после чего последний исчезал на один или два сеанса, но вскоре появлялся вновь и сначала бывал тихим, часто даже по-христиански кротким, а потом опять впадал в свой прежний тон. Наряду с этими резко противоположными личностями появлялись и другие, которые лишь немного варьировали тип дедушки; по большей части это были умершие родственники медиума. В соответствии с этим общий тон сеансов был торжественно поучительным, лишь время от времени его нарушала тривиальная болтовня господина П. Р. Господин Р. покинул наш кружок через несколько недель после начала сеансов, и сразу после этого в поведении господина П. Р. наступило заметное изменение. Он стал односложен, появлялся реже и после нескольких сеансов пропал совсем, чтобы потом возникать лишь изредка, преимущественно тогда, когда медиум бывала один на один с упомянутой дамой. После этого на первый план пробилась другая личность; в отличие от господина П. P., говорившего на диалекте, речь этого была несколько жеманной, с северонемецким акцентом. В остальном он был точной копией господина П. Р. Его словоохотливость тем более примечательна, что сама С. В. говорила на весьма небезупречном немецком языке, в то время как речь нового лица, назвавшегося Ульрих фон Гербенштайн, была 262 безукоpизненна и обильно украшена любезными фразами и комплимейтами 22 . Фон Гербенштайн - это шутник, находчивый зубоскал, фланер, большой почитатель дам, легкомысленный и весьма поверхностный. В течение зимы 1899/ 1900 года он постепенно все более овладевал ситуацией, все заметнее принимал на себя все функции дедушки, и под его влиянием характер сеансов заметно потерял в серьезности. Все контрсуггестии оказались бессильными, и в конце концов стали увеличиваться интервалы времени, на которые откладывались сеансы. Необходимо упомянуть о следующем обстоятельстве, которое имеет отношение ко всем этим сомнамбулическим личностям. В их распоряжений - вся память медиума, включая и ее бессознательную (unbewuBter) часть; и в тех видениях, которые были у медиума в экстазе, они, в общем, тоже ориентируются, хотя знакомство с фантазиями, имевшими место в экстазе, у них самое поверхностное. О сомнамбулических грезах они знают только то, что могли бы узнать и от участников кружка. Они никогда не в состоянии дать разъяснения по поводу спорных вопросов или дают только такое, которое вступает в противоречие с разъяснениями самого медиума. На вопросы об этом дается стереотипный ответ: "Спросите Ивенс, Ивенс знает об этом" — 157 —
|