– Да, конечно, обязательно, – мгновенно ответил отец. – Ну что ж, – обратилась я прямо к отцу, – помогите сыну, дайте ему его собственное место и собственную кровать. – Да, – торопливо прервал он меня, – что-нибудь придумаем. – Ну как, Гайк, ты согласен? – Да, – впервые словами ответил мальчик. Но несмотря на наш уговор, на следующий сеанс Гайка привели оба родителя. Отец с сыном стояли у порога, а мама – в подъезде. Я пригласила войти только отца с мальчиком. Он помог сыну раздеться и неуверенно произнес: – Мы будем тебя ждать во дворе в машине. – Как хотите, но за сыном придите вовремя. Ты слышишь, Гайк, папа с мамой придут за тобой, – с такими словами я ввела его в кабинет. С этого сеанса, собственно, началась терапевтическая работа с мальчиком. Я понимала болезненность акта запоздавшей сепарации. И осознавала необходимость разрыва, «отсечения» столь тесной связи «тела с телом». Поэтому я была готова к сложностям и любой неожиданности, не заставивших себя ждать. Гайк с курткой в руках остановился в дверях кабинета и жалобно произнес: – Хочу маму! – Входи, – спокойно предложила я. – Я слышу, что ты хочешь маму. Он вошел, бросил куртку напол, вызывающе глядя мне в глаза, настойчиво повторил: – Я хочу, чтобы мама пришла сюда. – Тебе так хочется? Я понимаю, но ведь ты сам... Он прервал меня ревом и воплями, в которых звучало только «Мама!» Я устроилась в своем кресле, ощущая всем телом напряжение. Этот вопль вызвал во мне сложные чувства: протест, но одновременно вину и тревогу. Я ждала промежутка, паузы, чтобы войти с ним в контакт. Но не тут-то было! Трубный глас звучал непрерывно: «Маму, маму, хочу ма-му!». Мое напряжение нарастало. Через несколько минут Гайк ревел, распластавшись на полу в истерике, молотя руками и ногами, и начал кататься по полу. Вопль приобрел оттенки отчаяния. Ощутив спазм в горле, я выплеснула свой страх в нервном окрике: – Прекрати! Ты сам обещал, дал слово своему отцу. Ты знаешь, что это и твое желание. Вопль на мгновение смолк, затем зазвучал на порядок громче. И это был уже протест. Я ловлю секунду его вдоха. Теперь я гораздо спокойнее и мягче произношу: – Тебе страшно? Я понимаю, что тебе без мамы может быть очень страшно. Но ты здесь не один. Крик сменился плачем с всхлипываниями. Я продолжаю: – Ну скажи, зачем тебе сейчас нужна мама? Реакция мгновенная, он усаживается на полу и сквозь всхлипывания и плач кричит: — 67 —
|