Г-жа Д. оказалась высокой, крупной женщиной с чудесным музыкальным голосом. Она всегда принимала участие в любительских музыкальных представлениях и с успехом работала музыкальным терапевтом с детьми, у которых были тяжелые нарушения. Она считала, что всегда опаздывала во всем. Вот и теперь: ей хочется иметь детей, когда она уже не может забеременеть. Так как мы встречались дважды в день, лечебный союз установился быстро, и развернулась печальная повесть г-жи Д. Она родилась в маленькой фермерской деревне в Северной Германии, где жило несколько поколений ее предков. Отец и его мать очень радовались ее рождению, но ее мать, страдавшая анорексией, проявила амбивалентность. Как узнала гораздо позже г-жа Д., ее мать отрицала свою беременность и не делала никаких приготовлений к рождению ребенка. Для бабушки же она была замещающим ребенком — у нее умерла трехлетняя дочка. Таким образом, отец и бабушка окружили ее любовью в начале жизни, компенсируя частые отлучки матери — периодически она подолгу находилась в больнице по поводу анорексии. Отца забрали в армию и отправили в Россию, когда ей было полтора года. Бабушка и мать остались на ферме. Все мужчины деревни служили в СС, но ее отец попросил о переводе в обычные войска. Девочка диктовала бабушке письма отцу и радовалась рисункам, которые он присылал ей в ответ. Она всегда помнила о нем, именно благодаря его матери; ее собственная мать оставалась холодной и отчужденной. Когда девочке было три года, ее отца направили в местный городок, и она жила там с ним несколько месяцев, пока его не отправили в Россию. Г-же Д. всегда рассказывали, как хорошо ему в России и как русские добры к нему. Г-жа Д. повторяла это с таким жаром (как наивное дитя), что я удивилась — вроде бы в истории дела обстояли несколько иначе. Следовательно, я тоже знала, но и не знала, таким образом отрекаясь от своего знания. Ее бабушка не ходила за покупками в магазины, конфискованные у евреев, и все они — мама, бабушка и девочка — старались быть добрыми к Fremdarbeiter — иностранным рабочим, то есть захваченным на войне рабам, которых посылали работать к ним на ферму. Мать предупредила ее, что она не должна никому рассказывать о том, что заключенные едят с ними за одним столом и с ними хорошо обращаются. Она не рассказывала, так же точно, как никому не говорила о жестоком ритуале, который ежедневно совершала над ней мать. В одиннадцать часов, когда все работали в поле, мать задергивала занавески и молча била ее. Девочка никогда не плакала, с молчаливым вызовом перенося страдание. — 123 —
|