Что произошло? Очевидно, в какой-то момент времени победило представление о себе как о преследуемой жертве, стало автономным и образовало второго субъекта, который временами полностью заменяет здоровое эго. Характерно, что ни один из субъектов не может полностью осознавать присутствие другого, хотя обе личности не разделяются полосой бессознательного, как это наблюдается при истерической диссоциации личности. Они прекрасно знают друг друга, но ни у одного из них нет против другого достоверного аргумента. Здоровое эго не может противиться аффективности другого, ибо по меньшей мере половина его аффективности перешла к его противнику. Оно парализовано. Таково начало шизофренической «апатии», которую можно наблюдать при параноидной деменции. Пациент спокойно и равнодушно может говорить вам: «Я тройной властитель мира, лучшая Турция, Лорелея, Германия, Гельвеция из исключительно сладкого масла и Неаполь, и я должен снабжать весь мир макаронами». Все это произносится не краснея, без тени улыбки. Здесь присутствует бесчисленное количество субъектов и отсутствует центральное эго, которое могло бы испытывать переживания и эмоционально реагировать. Возвращаясь к нашему случаю паранойи, следует задать вопрос: лишено ли смысла предположение, что идея преследования овладела субъектом и захватила часть его личности? Иными словами, является ли это просто результатом какого-то случайного органического повреждения мозга? В таком случае мания будет «непсихологичной»; у нее не будет психологической каузальности и финальности, она не будет психогенной. Однако если будет установлено, что патологическая идея появилась не случайно, что она возникла в определенный психологический момент, то нам придется говорить о психогенезе, даже если мы предположим, что в мозгу всегда существовал предрасполагающий фактор, частично ответственный за появившееся заболевание. Такой психологический момент должен представлять собой нечто неординарное, в нем должно быть нечто, адекватно объясняющее причину такого глубокого и опасного влияния. Если человек испугался мыши, а затем заболел шизофренией, то здесь, очевидно, имеет место не психическая каузальность, всегда замысловатая и слабо выраженная. Таким образом, наш параноик заболел задолго до того, как кто-либо начал подозревать о его болезни; во-вторых, патологическая идея захватила его в некоторый психологический момент. Это произошло, когда его природная сверхчувствительная эмоциональная жизнь была деформирована, а духовная форма, необходимая для существования его эмоций, была сломана. Она разрушилась не сама по себе, она была сломана самим пациентом. Это произошло следующим образом. — 159 —
|