Мне заявили, что я здорова, но ищу причины, чтобы не рожать. Беременность была тяжелой, но роды прошли нормально (слава Богу, рожала в Москве). После родов мое здоровье не улучшилось. В Москве поставили диагноз хронический арахно-энцефалит. Значит, перед беременностью я перенесла нейроинфекцию. Младшая дочь родилась беспокойной. Плохо спала, ела, была раздражительной, непоседливой, у нее и сейчас отсутствует чувство юмора, все принимает всерьез, взрывается по пустякам. В этом году дважды теряла сознание. Пока была маленькой, можно еще было отвлечь новой игрушкой, которые ей быстро надоедали. В этом году девочке идти в школу. Думали, что пройдет, а чем дальше, тем хуже. В садик не стали водить из-за такого характера и здоровья. Ей все мешает, лишняя кофточка, куртка, рубашки, майки. Дважды ездили в Москву, но пробиться к квалифицированному специалисту не смогли. В семье создалась нервозная обстановка. Старшая дочь (отличалась прежде спокойным характером) не выдерживает возбудимости старшей. Отец тоже. Он старается меньше находиться дома. Я его обвиняю в том, что он не создал мне спокойную обстановку во время беременности, а поверил нашим врачам, будто я симулянтка. Он меня обвиняет, что я родила уродку. Мне очень тяжело поддерживать благополучную обстановку в семье. Я с большим трудом выполняю самые необходимые дела по дому. Нервы мои на пределе. Никому не могу доказать, что мне тяжело. Поэтому я сочувствую дочери, ведь ей тоже тяжело. В такой обстановке, как у меня дома, дети лишены радостного, нормального детства. Как мне искупить вину перед детьми? Как?». Вот такой крик души. А сколько их в практике любого врача? НЕВРОПАТИЯ И НЕВРОЗЫИстория, свидетелями которой вы, читатели, скоро окажетесь, если проявите известное терпение, случилась почти за четверть века до того, как у пишущего эти строки возникло неодолимое желание написать эту книгу (все мои книги появились в результате такого желания — по-латыни Vis major). История такая. В середине 60-х годов, когда я еще учился в аспирантуре, появился у меня один маленький пациент. Было ему тогда два года, худющий, желтосерый, словно дистрофик из блокадного Ленинграда. Это был мальчик с характером: упрямый, самолюбивый, вредный, злопамятный, любил командовать, ненавидел всех, кто им не восхищался. Был суетлив, вертелся как юла, плохо переносил жару, духоту, езду в транспорте, очень быстро уставал. Но привела ко мне мать этого мальчика совсем по другой причине: если что-то было не по нему, мальчишка падал в обморок, тело его извивалось, синел носогубный треугольник, под глазами возникала синева, начинал судорожно глотать воздух. Потом признаки удушья нарастали, лицо чернело, из горла неслось какое-то клокотанье. В общем, вроде бы умирал. Потом приходил в себя. Никакой закономерности в появлении подобных приступов не было, начинались они только в ответ на обиду, если что-то было не по нраву ребенку. Сознание во время приступа не терял. — 28 —
|