|
В этом отношении к слабоумию полностью применимо выдвинутое М. О. Гуревичем (1945) положение о специфичности психической деградации. В понятие деградации М. О. Гуревич включал и слабоумие. Разница между ними в том, что деградация шире слабоумия, она касается не только интеллектуальной деятельности, но и других сторон психики. По М. О. Гуревичу, каждому психическому заболеванию присущ определенный тип деградации. Установление типа деградации имеет решающее диагностическое значение. Этот принцип соответствует выводу А. В. Снежневского о диагностическом значении стереотипа развития заболевания. Это положение верно до определенного предела, считал М. О. Гуревич,— деградация в конечном итоге сама уничтожает свою специфичность. Речь идет о том, что в заключительной стадии ослабоумливающего процесса психическая деградация (это же можно сказать и о слабоумии) утрачивает свою динамичность, происходит стабилизация исходного состояния. В этом случае применимо развиваемое А. В. Снежневским положение об эквифинальности в психиатрической клинике. Вызванные разными причинами заболевания, нередко до исхода отличающиеся особенностями течения, но объединяемые признаком неуклонно прогредиентного усложнения психопатологической симптоматики, на заключительном этапе могут иметь тождественную клиническую картину. Тип деградации имеет важное диагностическое значение не только при грубо органических заболеваниях. Характер деградации, как уже указывалось выше, играет основную роль в диагностике истинной эпилепсии. При отграничении истинной эпилепсии от симптоматической тип деградации, отличающийся четкой картиной эпилептического слабоумия и спецификой формирования, имеет гораздо большее значение, чем определение характера судорожных припадков и их эквивалентов. В сущности нет пароксизмальных симптомов, которые свойственны только истинной эпилепсии и не выявлялись бы при любом варианте симптоматической и резидуальной эпилепсии, при эпилептических и эпилептиформных реакциях. В то же время эпилептическое слабоумие — симптомообразование, типичное только для истинной эпилепсии. Обнаружение эпилептического слабоумия после черепно-мозговой травмы или психогении позволяет думать об имевшихся у данного больного факторах конституциональной предиспозиции, а указанные внешние вредности можно рассматривать как пусковой механизм, способствовавший выявлению эпилепсии. В стереотипе развития эпилепсии также удается проследить своеобразное усложнение психопатологических признаков. Примером этого могут служить данные, полученные нами при исследовании эпилептической олигофазии. Явления острой послеприпадочной олигофазии А. Н. Бернштейн рассматривал как специфический для эпилепсии симптом. Известную специфичность острой, преходящей олигофазии придают другие признаки эпилептического припадка и место, которое она занимает в картине развернутого эпилептического припадка: вначале аура, затем тонические, клонические судороги, затем состояние нарушенного сознания (кома, сопор), по выходе из него речевые расстройства, обусловленные нарушением взаимодействия сигнальных систем (т. е. острая олигофазия, являющаяся, как это заметил А. Н. Бернштейн, вариантом амнестической афазии). В то же время сами по себе амнестически-афатические нарушения наблюдаются при многих психических заболеваниях органического генеза. Значительно большее диагностическое значение имеет обнаружение общей прогрессирующей олигофазии, в происхождении которой наряду с фиксирующимися проявлениями амнестической афазии значительную роль играют особенности эпилептического слабоумия. Таким образом, общая прогрессирующая олигофазия по сравнению с острой послеприпадочной является значительно более сложным признаком. Этим обусловлено их различное диагностическое значение. — 102 —
|