Мать: Да ты просто шутишь. Отец: Нет, я не шучу. Мать: Хорошо, но когда ты это сделал, мы уже влезли в долги, и я не понимаю, почему ты об этом не говорил. Я думаю, женщина должна знать. Отец: Может, по той же причине, почему Джо (их сын-психотик) никогда тебе не говорит о своих проблемах в школе. Мать: Ловко ты вывернулся. Паттерном этого обмена является просто последовательная дисквалификация каждого замечания отца. Ему постоянно говорят, что его сообщения не представляют ценности. Они принимаются так, словно они не являются тем, чем они являются в его представлении. Можно сказать, что его наказывают и тогда, когда он прав в своем видении собственных намерений, и тогда, когда его ответ соответствует ее высказыванию. Однако с ее точки зрения, напротив, кажется, что это он без конца неправильно понимает ее, и это есть одна из самых характерных черт той динамической системы, которая окружает шизофрению - или фактически ей и является. Каждый терапевт, имевший дело с шизофрениками, узнает эту постоянно возвращающуюся ловушку. Пациент своими интерпретациями слов терапевта старается доказать, что терапевт не прав, и он делает это потому, что ожидает от терапевта неправильной интерпретации его (пациента) слов. Петля становится взаимной. В отношениях достигается положение, когда ни одна из сторон не в состоянии получить или отправить мета-коммуникационное сообщение без искажений. Однако в таких отношениях обычно имеется асимметрия. Double-binding такого рода является взаимным и становится видом борьбы, и обычно кто-то в ней побеждает. Мы намеренно выбрали работу с семьями, в которых один из детей является идентифицированным пациентом; отчасти по этой причине по нашим данным предположительно нормальные родители побеждают идентифицированного как психотика более молодого члена группы. В подобных случаях асимметрия принимает любопытную форму, когда идентифицированный пациент жертвует собой для поддержания священной иллюзии наличия смысла в речах родителя. Ради близости с этим родителем он должен пожертвовать своим правом показывать, что он замечает любые мета-коммуникационные неконгруентности, даже если его восприятие этих неконгруентностей является правильным. Существует, следовательно, любопытное неравенство в распределении осознания происходящего. Пациент может знать, но не может говорить, чем позволяет родителям не осознавать, что он или она делает. Пациент является сообщником бессознательного лицемерия родителей. Результатом является величайшая несчастность и величайшие, но всегда систематические искажения коммуникации. — 7 —
|