|
Врачу, после долгих расспросов, созналась, что специально скрывает (и всегда так делала) свое состояние — «это же позор». Сообщила также, что ее постоянно, даже в те периоды, когда она и не чувствует отхождения газов, мучает страх, что «это сейчас произойдет». Больной себя не считает, «просто устала». Лечиться согласилась только после долгих уговоров. Лечилась шоковой инсулинотерапией, аминазином, получала общеукрепляющую терапию. В результате лечения стала значительно спокойнее и общительнее, перестала сторониться больных, помогала персоналу, много занималась по учебной программе. Однако бред недержания кишечных газов, только несколько поблекнув, остался в прежнем виде. Чтобы меньше общаться со студентами, решила перейти на вечерний факультет. Сразу же после выписки чувствовала себя хорошо, легко сдавала экзамены, но вскоре после того, как начала посещать институт, вновь появилась уверенность, что она не может удержать газы. Постоянно на ночь ела вареную свеклу, «чтобы хорошо слабило», была уверена, что это ей помогает. Отношения с женой брата по-прежнему оставались плохими. Месяца два тому назад стала замечать, что жена брата «устраивает на окне выставки», ставя туда то приемник, то игрушки. «Поняла», что это делается специально, чтобы все видели, что больная — «проститутка». После этого стала замечать повышенный интерес к себе со стороны милиционеров, всюду их встречала, всюду видела за собой их слежку. В начале апреля 1960 г. больная получила комнату в новом доме, где еще не было газа. Никак не могла наладить питание, состояние резко ухудшилось. Видела, как все на улице обращают на нее внимание, какой-то мужчина в метро делал ей «специальные знаки». Перестала приходить домой, последние ночи спала у подруги, ничего не ела. Сама пришла к бывшему лечащему врачу и была направлена на стационарное лечение. Психический статус: сидит, низко опустив голову, плачет. О своем состоянии говорит очень неохотно, отдельными лаконичными фразами; с трудом удалось собрать катамнез. Тяготится пребыванием в отделении, убеждена, что портит жизнь окружающим больным — «я мучаюсь, и они мучаются». Сообщает, что «видит» это поведение больных, которые тут же, как только она появляется, вынимают носовые платки, начинают сморкаться, открывают форточки. Сообщает об этом волнуясь, смущается, плачет. Настойчиво просит исследовать ей желудочно-кишечный тракт, послать к специалистам. Об идеях преследования говорит очень неохотно, но все же сообщила, что «из-за запаха» ее стали считать проституткой, жена брата даже «специально сигналила» об этом. Обеспокоена, не подобным ли образом о ней думают и в отделении, просит показать ее гинекологу, чтобы доказать, что это не так. Упрекает себя в том, что не перешла, вопреки своим планам, на вечернее пли заочное отделение. Говорит, что возвращение в институт резко ухудшило ее состояние и, может быть, лучше было бы совсем не учиться. Жалуется, что совсем не в состоянии читать, не может сосредоточиться, «ничего не понимаю». — 102 —
|