Культура и вырождение

В этих методах имеется стремление выровнять все возможные случайности, все ошибки в подсчете и все односторонности материала. Однако мы все-таки никогда не будем вправе требовать.

здесь чистых и насквозь прозрачных результатов, свойственных экспериментальным исследованиям, и менее всего в области психиатрии, где скрывается ряд других многочисленных затруднений. Биология никогда не пришла бы к мысли изучать наследственность как раз на таких свойствах, которые не совсем резко отграничиваются с качественной стороны от других. Но наследственные психозы связаны отчасти постепенными переходами с нормой, да и подразделение их на клинические «единицы» остается до сих пор еще весьма несовершенными. Таким образом, всякое психиатрическое исследование наследственности оперирует со многими неизвестными и, что еще хуже, вращается в кругу: оно надеется выяснить клиническое сродство известных картин состояний, между прочим также и путем изучения наследственности, а при изучении наследственности исходит из этого сродства, как из предпосылки.

Таким образом, нам придется очень осторожно подходить ко всем достигнутым до настоящего времени выводам; тем не менее мы все-таки можем воспользоваться ими, так как нас интересует вопрос, имеющей чрезвычайно общий характер. Для нас важно лишь решение вопроса: существует ли прогрессирующая патологическая наследственность.

Мы уже познакомились с одним из ее примеров, с антепозицией, и пришли к заключению, что в этом явлении нет опасности для расы. Все прочие результаты науки о наследственности, достигнутые до сих пор, оправдывают в известном смысле пессимистические слова Rieger'а: «то, что мы должны знать,— а именно, что в кругу одних и тех же кровных родственников иногда в течение нескольких поколений резко усиливаются душевные болезни,— это мы и так уже знаем. А затем в одном из последующих поколений это явление опять исчезает…».

Надо сказать, что в настоящее время мы знаем все-таки несколько больше. Все действительно «наследственные» душевные болезни подчиняются, конечно, биологическим законом наследственности. Следим ли мы за судьбой губы Габсбургов, или за маниакально-депрессивным помешательством в какой-нибудь семье, мы всегда увидим прежде всего, что и этот задаток представляет собою не что «иное, как структурный элемент, могущий получить применение, но не обязанный получать это применение во всех — случаях. И далее, во-вторых: только родственные психозы могут чередоваться при наследственности, так что меняется самое большее лишь «фенотип», но ни в коем случае не «генотип», если дело идет действительно лишь о простой наследственности. Однообразную наследственность предрасположения к самоубийству знали уже Voltaire, Ribot и Legrand du Saulle. С тех пор благодаря исследования« von Tigges'a, Sioli, На rbotta, Vorster'a, Fцrster'a, Fitschen'a и Kreichgauer'a выяснилось, что то, что было установлено вначале лишь для меланхолии, имеет значение в применении ко всему icpyiy маниакально-депрессивного психоза. Наступит день, когда это будет доказано и для остальных функциональных психозов, а для dementia praecox, paralysis agrtans и миоклонической эпилепсии эти уже доказано Lundborg'oM. Что касается тех немногих форм, о которых у нас есть до некоторой степени законченные психиатрические исследования, то выяснилось, что существуют порядочные различия в отдельных деталях; однако ни в одном из этих случаев мы не вправе, опираясь на характер наследственности, делать выводы о действительной опасности вырождения, угрожающей всей расе. Маниакально-депрессивный психоз наследуется, невидимому, доминантным образом (Rьdin, H. Hoffmann); само по себе это могло бы означать известную опасность распространения циркулярных форм; но простив соображение показывает, что в силу социальных причин эта опасность никогда не сможет угрожать всей расе. Больные члены такого семейства обыкновенно не вступают в брак, а к здоровым, как раз при доминирующем типе наследственности, применимо положение: «здоров, так уж здоров» («einmal frei, immer frei»). Относительно dementia praecox дело обстоит еще менее ясно; тип наследственности наверняка не доминантный при этой болезни, но, невидимому, и не просто рецессивный, а дигибридно рецессивный, при котором заболеванию должен подвергнуться только каждый 16-й ребенок, даже и в тех случаях, когда в одной семье встречаются действительно два дополняющие друг друга патогенные «гена». Этим значительно уменьшается опасность даже и для отдельного индивидуума (хотя как раз при рецессивных признаках все-таки остается неприятная возможность передачи от здоровых). Именно к рецессивному типу наследственности приложим вывод, к которому уже давно пришел Stromayer: «мы видим, что ни тяжелое одностороннее наследственное отягощение, ни кровное родство предков, ни конвергирующее отягощение вовсе не должны сами по себе вести к дегенерации: роковое значение имеет только встреча двух наследственных фамильных кадров одинакового направления».