Не доказано, что возросло общее количество душевных заболеваний; этот прирост не может быть во «сяком случае большим. Что касается самоубийств и преступлений, то о них в настоящий момент совершенно нельзя высказаться; их число настолько заведомым образом зависит от социальных причин, что для того, чтобы из соответствующих цифр стали опять возможны пригодные выводы, нам придется обождать известного равновесия и укрепления нашего общего политического и экономического положения. Наконец, еще рискованнее было бы, пытаться определить заранее наше будущее по тем противоборствующим духовным течениям, по тому хаосу, в котором очутилась после войны и революции также и наша духовная жизнь. Один вывод мы делаем с полной определенностью: что каждое из предшествовавших поколений было бы при тех же условиях таким же здоровым и таким же больным, как и мы. Благодаря этому теряет всю свою важность вопрос о значении тех специальных болезненных явлений, которые свойственны нашей эпохе, о том, серьезнее ли они, чем те, которые наблюдались у наших предков. Однако, мы достоверно знаем, что прежде бывали такие болезни и нервные последствия болезней, которые в наше время совершенно исчезли- и если мы говорим об алкогольном отравлении зародыша, то мы не должны забывать о свинце и о ртути, действия которых мы теперь избегаем, потому что оно нам известно. Но гораздо важнее, чем все споры о росте вырождения, то, что мы теперь знаем, что все заведомо дегенеративные явления сводятся к внешним, социальным причинам; потому что это дает нам возможность победить их. Заразные болезни и яды {алкоголь и сифилис в первую очередь) могут быть устранены подобно тому, как уже изгнаны из наших пределов оспа и чума, да и функциональные нервные болезни тоже Moiym быть ограничены. Конечно, всегда будут существовать психопаты и наследственные душевные болезни, но число их не будет расти, потому что патологические качества подчинены тем же самым законам наследственности, что и нормальные, а идея о наследственности приобретенных нервных состояний была выдумкой. Конечная судьба народа зависит совсем от других факторов, чем от легких колебаний его нервного равновесия. Она определяется жестоким моментом силы, моментом количественным. Еще до войны мы имели сигнал, предостерегавший нас относительно будущего: падение цифры рождаемости, с тех пор опасность национальной смерти подошла к нам уже гораздо ближе. Что человеческому вмешательству удастся остановить — в конце концов эту эволюцию, в этом мы должны по справедливости усомниться; что касается странных проектов реформ, вроде предложенных, напр., Christian von Ehrenfels'ом, то мы можем отказаться от их критики просто в силу наших общих соображений t). Кто рассматривает участь человечества, как — 103 —
|