|
С давних времён люди пели песни на стихи Данте. Подобно тому, как любовная песня настраивает юношей и девушек на восприятие большого чувства, так жгучие флорентийские стихи готовят итальянских подростков к борьбе за освобождение. Из поколения в поколение объединялись они с душой поэта, отвергая рабство. Услышав смех за своей спиной, я разом спустился с вершин стихов Данте. Обернувшись, я увидел Зорбу, стоящего позади меня и смеявшегося от души. - Что это за манеры такие, хозяин? - крикнул он. - Вот уже несколько часов, как я тебя повсюду ищу. Я не отвечал и не двигался, и он снова закричал: - Уже давно полдень пробило, курица-то уже готова, она скоро совсем вся растает, бедняжка! Можешь ты это понять? - Я понимаю, но я не голоден. - Ты не голоден! - сказал Зорба, хлопая себя по бёдрам. - Но ты ничего не ел с утра. Нужно заботиться о своём теле, дай ему поесть, хозяин, дай ему пищу, это ослик, который везёт нашу повозку. Если ты его не накормишь, он бросит тебя на полпути. Уже многие годы я презирал плотские радости, и если это было удобно, старался есть тайком, словно совершал нечто постыдное. Тем не менее, чтобы Зорба не ворчал, я сказал: - Хорошо, я иду. Мы направились к деревне. Часы, что я провёл среди скал, пролетели, как мгновения любовной страсти. Я ещё чувствовал на себе обжигающее дыхание флорентинца. - Ты подумал о лигните? - спросил Зорба с некоторой нерешительностью. - А о чём другом мне, по-твоему, думать? - ответил я со смехом. - Завтра мы должны начать работу, требовалось сделать расчёты. Зорба посмотрел на меня искоса и замолчал. Я снова почувствовал, что он взвешивает каждое моё слово, он ещё не знал, чему должен верить или не верить. - А где результаты твоих расчётов? - спросил он, прощупывая почву. - Через три месяца мы должны добывать по десять тонн лигнита в день, чтобы покрыть расходы. Зорба снова посмотрел на меня, но на этот раз с беспокойством. Затем, немного помолчав, сказал: - Какого дьявола ты пошёл к морю, чтобы делать свои расчёты? Извини меня, хозяин, что я тебя об этом спрашиваю, но я не понимаю. Что касается меня, то когда я вступаю в спор с цифрами, то стараюсь забраться в какую-нибудь дыру на земле, чтобы ничего не видеть вокруг. А если я поднимаю глаза и вижу море, дерево или женщину, даже старуху, о! попробуй-ка тогда считать! Все расчёты и эти свинские цифры улетают, словно у них крылья выросли. — 27 —
|