|
- Зорба, - взорвался я, - оставь чёрта в покое, мы в нём не нуждаемся! Что о том тужить, чего нельзя воротить. Возьми-ка сантури! Он развёл руки, будто снова хотел меня обнять, и вновь опустил их, всё ещё не решаясь. В один прыжок он был у стены. Привстав на цыпочки, он снял сантури. В ту минуту, когда он приблизился к керосиновой лампе, я увидел его волосы: они были черны как вакса. - Послушай, негодник, - воскликнул я, - что это произошло с твоими волосами? Откуда это? Зорба рассмеялся. - Я их покрасил, хозяин, не удивляйся, я их покрасил, предателей. - Зачем? - Из самолюбия, чёрт побери! Однажды я прогуливался с Лолой, держа её за руку. То есть нет… Погляди, вот так, только лишь за кончики пальцев! Так вот, уличный мальчишка, чёрт бы его побрал, сопляк, от горшка два вершка, начал нас дразнить: «Эй, старик, - кричит этот сукин сын, - эй, дедушка, куда это ты повёл свою внучку?» Лола, сам понимаешь, смутилась, я тоже. И чтобы ей больше не стыдиться за меня, в тот же вечер я пошёл к парикмахеру и вычернил свой парик. Я рассмеялся. Зорба посмотрел на меня с серьёзным видом. - Тебе это кажется смешным, хозяин? Тем не менее, послушай, что за странные мы существа. С того самого дня я стал совсем другим человеком. Можно сказать (да я и сам в это поверил), мои волосы и в самом деле чёрные: видишь ли, то, что нам не нравится, легко забывается, теперь, могу тебе поклясться, и сил у меня прибавилось. Лола тоже это заметила. А эта стреляющая боль в пояснице, ты помнишь? Сейчас всё в порядке, с ней покончено! Ты мне не веришь. Конечно, о таких вещах, пожалуй, в твоих книгах не пишут… Он с иронией усмехнулся, но тотчас, сдержавшись, сказал: - Извини меня, хозяин. Единственная книга, которую я прочёл за всю свою жизнь, была «Синдбад-Мореход» и вся польза, которую я из неё извлёк… Он снял со стены сантури, медленно, с нежностью развернул её. - Пойдём наружу, - сказал он, - в этих четырёх стенах сантури словно не в своей тарелке. Ей, как дикому животному, нужен простор. Мы вышли, в небе искрились звезды, Млечный путь тёк с одного края неба на другой, море кипело. Мы сели на гальку так, что волны касались наших ног. - Когда на душе тоска, нужно малость повеселиться, - сказал Зорба. - Ну что ж, давай! Что она себе думает? Что заставит нас уступить? Ну-ка, иди сюда, сантури! - Спой македонскую, песню твоей страны, Зорба, - попросил я. — 131 —
|