|
Эдди была в восторге оттого, что они созданы друг для друга, — ладонь Джека как раз такая, чтобы в ней полностью поместилась ее ладонь, — и не замечала, что человек, за руку которого она ухватилась, отчаянно хочет уйти. Лишь когда Джек мягко высвободил пальцы, Эдди подняла на него взгляд. — Нам нужно поговорить, — негромко сказал он. Эдди вгляделась в его лицо. Упрямо вздернутый подбородок, мягкий рот, легкая золотистая щетина на щеках, напоминающая блестки, которыми осыпает детей сказочная фея, — все, как обычно. Но его глаза — равнодушные и темно-синие — были пусты. — Кажется, все идет хорошо, ты не находишь? — сказала она, улыбаясь изо всех сил, так что даже щеки заболели. Она обманывала его, и оба это понимали. Над ними, словно надвигающаяся буря, висело воспоминание о Мэтте Гулигане, зачитывающем первое обвинительное заключение. Если уж это облако нависло над Джеком с Эдди, то что говорить о присяжных? — Джек, — произнесла Эдди, смакуя его имя, как ириску, — если ты о моем заявлении, мне очень жаль. Я не хотела выступать в качестве свидетеля. — Она закрыла глаза. — Когда Чарли пришел тем утром, я обязана была соврать ради тебя. Все дело в этом, да? Если бы я солгала, у тебя было бы алиби. И ты был бы свободен. — Эдди, — произнес он до боли равнодушным голосом. — Я тебя не люблю. Можно быть привязанной к самому твердому стулу и, тем не менее, почувствовать, как земля уходит из-под ног. Эдди уцепилась руками за край стола. Куда исчез мужчина, который уверял, что она луч света, помогающий ему пережить эти унижения? В какой момент между вчера и сегодня все изменилось? «Иногда, когда меня одолевают мысли, что я проиграю, я представляю, что уже отсидел». На глаза Эдди навернулись слезы, горячие и злые. — Но ты говорил… — Я много чего говорил, — горько произнес Джек. — Но ты же слышала прокурора: мои слова не всегда правда. Она отвернулась к подвальному окну, крошечному квадратику грязного стекла практически под потолком, пошире открыла глаза и посмотрела вверх, чтобы не разрыдаться. Ей вдруг вспомнился отец, каким он был после смерти матери. Однажды она обнаружила его в гостиной, на удивление трезвого, в окружении газет и сувениров. Он протянул ей шкатулку с безделушками. — Тут мое завещание. И еще кое-что, что должно быть у тебя. Первое письмо, которое я написал маме, моя медаль за войну в Корее… Эдди взяла шкатулку онемевшими пальцами и открыла. Здесь лежали предметы, которые собирают после смерти человека, — как сделал отец, когда похоронил маму, как совсем недавно поступила она сама с вещами Хло. Этим ты словно отпускаешь ниточки их жизней, чтобы иметь возможность двигаться дальше. Эдди увидела, что отец кладет в шкатулку свои модные золотые часы, и поняла: он наводит порядок, чтобы ей не пришлось этим заниматься. — 283 —
|