За холодным фруктовым супом и фазаном с молодым картофелем Николас рассказывал родителям о своей клинической практике, и особенно об отделении неотложной помощи. Впрочем, чтобы не портить собеседникам аппетит, он несколько смягчал ужасы, с которыми ему приходилось там сталкиваться. Его мать то и дело переводила разговор на свою поездку. — Эверест! — восклицала она. — Его не удается снять даже широкоугольным объективом. — Она уже избавилась от мятой куртки и осталась в старой майке и мешковатых штанах цвета хаки. — Но эти шерпы знают гору как свои пять пальцев. — Мама, — вздыхал Николас, — не всех интересует Непал. — Как и ортопедическая хирургия, милый. Но мы тебя вежливо выслушали. — Астрид обернулась к Пейдж, не сводящей глаз с головы огромного оленя, закрепленной над дверью, ведущей в кухню. — Это ужасно! Вы не находите? Пейдж сглотнула. — Просто я не могу себе представить, чтобы вы… — Это папин трофей, — подмигнул ей Николас. — Папа охотник. Эту тему лучше не трогать. Мои родители далеко не всегда находят общий язык. Астрид послала воздушный поцелуй на противоположный конец стола, где восседал Роберт Прескотт. — Благодаря этой ужасной штуковине у меня дома есть собственная фотолаборатория. — Мы сумели договориться, — подал голос Роберт Прескотт, салютуя жене наколотой на вилку картофелиной. Пейдж перевела взгляд с матери Николаса на его отца и обратно. Она чувствовала себя лишней в их непринужденном спарринге. «Интересно, как маленькому Николасу удавалось привлечь к себе их внимание?» — спрашивала она себя. — Пейдж, милая, — тем временем переключилась на нее Астрид, — где ты познакомилась с Николасом? Пейдж нервно стиснула вилку для салата. К счастью, никто, кроме Николаса, этого не заметил. — Мы познакомились на работе, — ответила она. — Так значит, ты… — Астрид не окончила предложение, ожидая, что Пейдж вставит в него что-то вроде «студентка медицинской школы», или «медсестра», или хотя бы «лаборантка». — Официантка, — заявила Пейдж. — Понятно, — кивнул Роберт. Радушие Астрид Прескотт улетучилось буквально на глазах. От внимания Пейдж не ускользнуло промелькнувшее в ее взгляде разочарование. «Она не то, что мы думали», — было написано на ее лице. — Не думаю, — покачала головой Пейдж. Николас, с самого начала обеда чувствовавший себя не в своей тарелке, вдруг допустил еще одну оплошность. Он громко расхохотался, что у Прескоттов считалось совершенно недопустимой вольностью. Родители удивленно уставились на него, а он обернулся к Пейдж и улыбнулся ей. — Пейдж сказочно рисует, — пояснил он. — 27 —
|