|
Возможно, это было несколько самонадеянно с его стороны, но Николаса ничуть не удивляло то, что Пейдж нравится его общество. Он к этому давно привык. Да и вообще он знал, что любой врач притягивает женщин как магнит. Что его удивляло, так это то, что ему хочется проводить время с ней . Это превратилось для него в навязчивую идею. Ему нравилось, что она любит босиком бродить по улицам вечернего Кембриджа, когда тротуары начинают остывать от дневного зноя, ему нравилось, как она вприпрыжку бежит за фургончиками с мороженым, подпевая их незамысловатому мотиву. Ему нравилась ее детская непосредственность — возможно, потому, что сам он уже давно себе ничего подобного не позволял. Его выходной пришелся на 4 июля[6], и Николас очень тщательно спланировал прогулку. Сначала обед в знаменитом своими бифштексами ресторане к северу от Бостона, а затем фейерверк на берегу реки Чарльз. Они вышли из ресторана в семь, и времени до фейерверка оставалось более чем достаточно, но из-за дорожного происшествия они целый час провели в пробке на шоссе. Николас терпеть не мог, когда ситуация выходила из-под контроля и его планы срывались. Он с глубоким вздохом откинулся на спинку сиденья, включил и выключил радио. Потом посигналил, хотя колонна машин и не думала двигаться. — Этого просто не может быть! — заявил он. — Теперь мы точно опоздаем. Пейдж, поджав ноги, сидела в пассажирском кресле. — Подумаешь, — спокойно отозвалась она. — Что я, фейерверков никогда не видела? — Таких не видела, — возразил Николас. — Это особенный фейерверк. Он принялся рассказывать ей о баржах посреди реки и о том, что фейерверки взлетают под увертюру «1812 год». — Увертюра «1812 год»? — повторила Пейдж. — Что это? Николас только посмотрел на нее и снова принялся сигналить замершей впереди машине. Когда они раз двадцать сыграли в «географию» и три раза в «двадцать вопросов», длинная череда автомобилей наконец тронулась с места. Николас мчался к Бостону как сумасшедший, но город оказался запружен машинами и ему пришлось припарковаться на территории частной школы в нескольких милях от эспланады. Подойдя к набережной, они оказались в плотной толпе людей. Вдалеке, за волнующимся морем голов, виднелась раковина знаменитой открытой бостонской сцены и оркестр. Какая-то женщина ударила его по ноге. — Послушайте, мистер, — воскликнула она, — я тут с шести утра сижу! Даже и не думайте сюда влазить. Пейдж обеими руками ухватилась за Николаса, потому что какой-то мужчина дернул ее за юбку и потребовал, чтобы она немедленно села. Он почувствовал, как она, прижавшись губами к его груди, прошептала: — 23 —
|