Забрать любовь

Николас плюхнулся на стул перед столом шефа.

— Что ты сказал? — пробормотал он.

Алистер улыбнулся, и Николас внезапно понял, что перед ним сидит старик. Он совершенно не знал Алистера вне контекста больницы. Он не знал, играет ли он в гольф, разбавляет ли виски или пьет его неразбавленным. Он не знал, плакал ли он на выпускном вечере сына или свадьбе дочери. Да и вообще, спрашивал он себя, существуют ли люди, хорошо знающие Алистера Фогерти? И если уж на то пошло, существуют ли люди, хорошо знающие его , Николаса?

— Дейв Голдман провел обследование, — сообщил ему Фогерти. — Я хочу, чтобы операцию делал ты.

Николас нервно сглотнул.

— Я…

Фогерти поднял руку.

— Прежде чем ты начнешь самоуничижительную речь, Николас, имей в виду, что я предпочел бы сделать ее сам. Но поскольку это невозможно, а кроме тебя я во всей этой организации больше никому не доверяю, то решил попросить тебя вставить меня в свое перегруженное расписание операций.

— Понедельник, — быстро ответил Николас. — Раннее утро.

Фогерти вздохнул и откинул голову на спинку кресла.

— И это очень правильно. Я видел, как ты работаешь днем. Очень вяло. — Он провел большими пальцами по подлокотникам кресла, отполированным этой привычкой до блеска. — Тебе предстоит взять на себя как можно больше моих пациентов. Мне придется пойти в отпуск.

Николас встал.

— Можешь считать, что это уже сделано.

Алистер Фогерти снова развернулся к окну и уставился на дым из трубы напротив.

— Сделано, — прошептал он.

***

Астрид и Роберт Прескотт сидели на полу столовой под великолепным столом из вишневого дерева, за которым одновременно могло расположиться двадцать человек. Максу, похоже, тут очень нравилось. Для него это было своего рода естественной пещерой, заслуживающей исследования. На полу у его пухлых ножек лежали фотографии восемь на десять. Все снимки были закатаны в ламинат, чтобы его слюна не испортила их глянцевую поверхность.

— Макс, — сказала Астрид, показывая на улыбающуюся рожицу внука.

Макс обернулся на ее голос.

— Айи-и, — протянул он, пуская пузыри.

— Почти получилось, — прокомментировала Астрид, похлопав малыша по плечу, и показала ему фотографию Николаса. — Папа, папа.

Роберт Прескотт резко выпрямился и ударился головой о крышку стола.

— Черт! — вырвалось у него, и Астрид ткнула его локтем в бок.

— Следи за тем, что говоришь, — резко заметила она. — Я не хочу, чтобы это стало его первым словом.

Она подняла портрет Пейдж. Тот самый, который вызвал возмущение Николаса в день, когда он впервые оставил Макса у родителей.