Забрать любовь

Мама прыгнула в седло и пустила Донегола рысью. Я села на траву и залюбовалась. Потом открыла альбом и достала угольный карандаш. Я пыталась передать дух, струившийся по маминому позвоночнику и соединявший ее с мощным конем. Она, похоже, вообще не касалась лошади, а мысленно передавала ему все свои пожелания к смене аллюра или направления.

Я нарисовала спутанную черную гриву и грациозно изогнутую шею лошади, пар, поднимающийся от ее боков, и ритм ее затрудненного дыхания. Я передала игру мышц под ее кожей и первобытную силу, рвущуюся из ее ног. Мама наклонилась к шее Донегола и прошептала что-то, чего я не услышала. Полы ее рубашки взлетели, и она помчалась как ветер.

Когда я посмотрела на рисунок, то увидела, что она как будто выросла из лошади, и невозможно было сказать, где заканчивается конь и начинается человек. Ее ноги были тесно прижаты к бокам Донегола, а его ноги, казалось, скачут по листу бумаги. Я снова и снова рисовала их на одной и той же странице. Я рисовала так самозабвенно, что не заметила, как мама спрыгнула с седла, привязала Донегола к изгороди и села на траву рядом со мной.

Заглянув через мое плечо, она замерла, не сводя глаз со своего изображения. Я нарисовала ее много раз, так, что ее голова и голова Донегола были низко наклонены в нескольких ракурсах и направлениях и соединены с одним-единственным летящим телом. Это было какое-то мифическое и чувственное существо, олицетворяющее движение. Казалось, они несколько раз начинали куда-то скакать, но никак не могли решить, куда им на самом деле нужно.

— Ты изумительная художница, — сказала мама, положив руку мне на плечо.

— Обыкновенная, — пожав плечами, ответила я. — Могла бы быть и лучше.

Мама коснулась листа бумаги кончиками пальцев.

— Ты мне его подаришь? — спросила она.

Прежде чем отдать ей рисунок, я всмотрелась в тени и штрихи рисунка, пытаясь разглядеть, есть ли здесь что-то еще. Но на этот раз, несмотря на все разделяющие нас тайны, на бумагу не выплеснулось абсолютно ничего.

— Конечно, — отозвалась я. — Он твой.

Привет, Макс!

Я вложила в письмо рисунок одной из здешних лошадей по кличке Аврора. Она как две капли воды похожа на лошадь в твоей книжке о Белоснежке, той самой, которую ты пытался жевать всякий раз, когда я начинала тебе ее читать. Ах да, совсем забыла, я сейчас живу у твоей бабушки на ферме в Северной Каролине. Здесь очень зелено и красиво. Быть может, когда ты немного подрастешь, ты сможешь приехать сюда и научиться ездить верхом.

Я часто о тебе думаю. Я спрашиваю себя, умеешь ли ты уже сидеть и выросли ли у тебя нижние зубки. Узнаешь ли ты меня, когда я вернусь? Мне очень хотелось бы объяснить, почему я так внезапно уехала, но, боюсь, мне не удастся найти подходящие слова. Я только хочу сказать, что я вернусь, и еще я хочу, чтобы ты мне поверил.