Баджирон замер от восторга. Он узнал этот голос — голос из далекого прошлого. Он узнал эту улыбку! — Строуб! — завопил он. — Не может быть! Строуб!!! Друзья крепко обнялись, забыв обо всем на свете. Перед мысленным взором Баджирона замелькали картины из детства — огромное ранчо Монти, разноцветные овцы... Снова, как наяву, он услышал окрики и свист хорьскаутов, и громкий топот бегущих овец, и колокол Поварихи, сзывающей всех к обеду. Но вот капитан отстранился и с любопытством взглянул на писателя: — Пробил себе дорогу в мире, а, Баджи? — Н-ну, я... — Баджирон обернулся к жене. — Даниэлла, это он! Строуб! Мы с ним вместе были у Монти... Пилот поклонился и галантно коснулся носом ее лапки. — Для меня большая честь встретиться с вами, мэм! Строуб оказался выше и поджаристей, чем запомнил его Баджирон. Теперь его окутывал ореол властного достоинства — и, похоже, эту незримую мантию Строуб носил так же легко и небрежно, как и форменный шарф с нашивками. — Будьте любезны, сюда... Он провел пассажиров в роскошный салон — с диванчиками, набитыми первосортной шерстью радужных овец, с широкими мягкими креслами, с обеденными столиками из отполированной древесины ценных пород и с фирменным знаком корпорации, на котором золотыми буквами значилось: «Пуш-ТВ». — Добро пожаловать в президентский салон, — сказал капитан. — Отсюда — самый лучший обзор. Мы покидаем Последний Перевал, друзья мои, и впереди нас ждет долгий путь по овечьей тропе... Впрочем, ты и сам уже все понял! Строуб подмигнул старому другу и направился в кабину, оставив пассажиров на попечение стюарда и двух служителей. Когда самолет набрал высоту, капитан пригласил писателей в кабину. От шепота небесной сини за стеклом иллюминатора Даниэллу уже клонило в сон, и она предпочла вздремнуть на президентском диванчике. Но Баджирон принял приглашение. Он уселся в кресло, которое любезно уступил ему второй пилот, и надел наушники. Какое-то время он молча вертел головой: прямо перед ним пестрила кнопками и лампочками приборная панель, справа за стеклом разворачивались невиданные панорамы, а слева сидел за штурвалом Строуб. Но вот Строуб оторвал лапу от штурвала и нажал кнопку микрофона. — Миннеаполис-Центральный, — объявил он. — «Пуш-ТВ-1», высота три-семь-ноль. Затем он обернулся к своему другу, которого знал еще в ту далекую пору, когда совсем не умел летать. — Как только я вернулся домой из учебного центра хорьскаута Монти, — проговорил он по интеркому, — я понял, что пора бросать школу и браться за самолеты. — 47 —
|