«Баджирон творит настоящую литературу, — подумала она. — А я пишу безделушку для взрослых, просто занимательную историю для развлечения. Но и то, и другое важно. И то, и другое забавно». Она подняла скомканные листки, тщательно разгладила их на полу, села рядом с ними и перечитала последние строки. Да, совершенно испорченная хорьчиха. Никуда не годная. Но в конце концов Веронике придется столкнуться с последствиями всего, что она натворила. И тогда она сразу все поймет и повзрослеет! Даниэлла снова устроилась за кухонным столом и взяла ручку. Повесть продолжалась. «Вероника! — Из тени старинного туннеля, ведшего к дому, появился капитан. — Вероника, ты не видела мою миску с изюмом? — спросил он, щурясь от яркого солнца. — Минуту назад она стояла тут». «Какой изюм, Карлос? — Она торопливо проглотила последнюю изюминку; миска бесшумно упала в траву за садовым столиком. — Никакого изюма я не видела. Его тут нет... » Глава 9И вот наступил следующий Вафельный день. Как только Хорек Баджирон спустился к завтраку, Даниэлла поняла, что у него неприятности. Она улыбнулась ему самой ослепительной улыбкой и нежно обвила его шею одной лапой (в другой была тарелка с золотистыми хрустящими вафлями). Нос Баджирона зашевелился, втягивая теплый аромат. Оба уселись за столик. Даниэлла пододвинула к мужу кувшинчик янтарного меда. — Хочешь меду, любимый? Но Баджирон лишь слабо улыбнулся в ответ. Даниэлла тщетно пыталась прочесть по его глазам, что случилось. — Что, всего тысяча слов? — Я должен кое-что сказать тебе, Даниэлла... Она молча ждала продолжения. Баджирон потупился и глубоко вздохнул. — С романом у меня неважно, — сказал он. — Даже хуже. Я сегодня написал сотню слов. И все — неправильные. Он поднял голову и посмотрел на Даниэллу с тоской. — Я старался, Даниэлла! Я набросился на этот роман точно так же, как на Стайка. Но граф не стал писаться сам. Стайк пронесся сквозь меня, как сумасшедший товарный поезд. А здесь... я словно уперся в каменную стену. Нет. В мокрую губку. Ни крушения, ни грохота, ни пожара. Ничего. Он возвел глаза к потолку, так и не притронувшись к вафле. — «Там, где ступила лапа хорька » — это прекрасное название, Даниэлла. Просто гениальное. Надо только чуть-чуть чего-то... и тогда я наконец вздохну свободно! Я больше не буду писателем для щенков. Я стану творцом! — Баджирон перевел дыхание. — Наконец-то я стану настоящим творцом! Он снова вздохнул. — Да что там говорить... Все равно я понятия не имею, что происходит с графом Урбеном де Ротскитом. Имя его мне нравится. Но, видишь ли, мне не нравится он сам. Он приходит из какого-то другого мира, смотрит на меня поверх усов и шипит: «Ты не достоин писать мою историю». Он затыкает мне рот! — 20 —
|