|
— «…имеет смысл вернуться на два уровня ниже», — прочитала Сью. — Да?.. — Максим положил пальцы на клавиатуру. Лицо его стало отстраненным и неподвижным, в глазах отражался только голубоватый свет монитора. Он будто слился с машиной, включился звеном в сложную цепь, в движение электронов, летящих по многоэтажному лабиринту микросхем. Сью огляделась в комнате, полистала книги на полке. Села рядом, в упор рассматривая его лицо. Максим не реагировал. На кухне зазвонил телефон, мать взяла трубку. Заглянула в комнату: — Тебя. Максим не шевельнулся. Он слышал, что сказала мать, принял информацию, просчитал ее в общей цепи, и через некоторое время безо всякого выражения ответил: — Меня нет… я умер… на три дня… В больничной палате на шесть коек Маша с соседками смотрела телевизор. Маленький черно-белый телевизор стоял на тумбочке у пожилой неходячей тетки. Две девчонки ворвались в палату, радостно закричали наперебой: — Машка, твой пришел! Про тебя спрашивает! — Такой мэн крутой! Навороченный! Маша вскочила, быстро поправила волосы перед зеркалом, перетянула застиранный халат пояском. — Ну вот и пришел, — сказала тетка. — Чего реветь-то было? В палату осторожно шагнул Губан — в длинном черном плаще с красным шарфом, в шляпе, с туго набитым пакетом и розами на метровом стебле. Маша застыла на месте, растерянно глядя на него. Девчонки, ожидавшие радостной встречи влюбленных, стреляли глазами то на нее, то на крутого мэна, потом быстро, подталкивая друг друга, потянулись к выходу. Тетка отвернулась к стене, чтобы не мешать. Губан наконец догадался снять шляпу. — Привет, Марго… Как ты?.. — Чего тебе еще от меня надо? — угрюмо спросила Маша. Губан неловко, роняя на пол и поднимая, стал выкладывать на тумбочку яблоки, апельсины, какие-то соки в пакетах и, наконец, пузатый ананас с зеленым хвостиком. Сложил пакет и сунул в карман. — Вот… в валютку заехал… — Зря бабки потратил, — усмехнулась Маша. — Я и так не заявила. — Это… выходи за меня, Марго, — сказал Губан. — Чего-о? — она не поняла даже сначала. — Давай поженимся. Маша во все глаза смотрела на него. И вдруг тихо засмеялась. — Он же бросит тебя! — сказал Губан. — Он же мажор! Я их, как голых, знаю! Маша хохотала уже во весь голос. — Да ты посмотри на него, дура! Он же сытый, он обожрался с детства, ему никто не нужен, и ты не нужна! Маша покатывалась со смеху. — Ты как новая игрушка — поиграет, посмотрит, что внутри, и бросит! Я же тебя люблю! — 17 —
|