Он взглянул на меня, совсем сонный, и побрел в кухню в поисках кофе. Я на самом деле не спала. Я размышляла о том, что все ночи моей жизни были темными, без сновидений, — с одним исключением, когда воображение разыгрывалось и полуночный час становился фантомом моих величайших страхов. В последний раз такое случилось, когда я была беременна. Дженна Бабушка смотрит на меня, как будто увидела призрак. Крепко обнимает, ощупывает плечи, волосы, словно проводит инвентаризацию. Но в ее прикосновениях чувствуется злость — похоже, она пытается ранить меня так же сильно, как я ранила ее. — Дженна, бог мой, где ты была? Жаль, что я не воспользовалась предложением Серенити и Верджила отвезти меня домой, чтобы встреча с бабушкой прошла гладко. А сейчас между нами выросла стена отчуждения — целая гора Килиманджаро. — Прости, — бормочу я, — у меня были… дела. Я отвлекаюсь на Джерти, чтобы вырваться из бабушкиных объятий. Собака лижет мне ноги, а после прыгает на меня, и я зарываюсь лицом в густую шерсть у нее на шее. — Я думала, ты из дому сбежала, — говорит бабушка. — Думала, может быть, употребляешь наркотики. Пьешь. В новостях показывают столько историй о похищенных девочках, о хороших девочках, которые совершили ошибку, например ответили незнакомцу который час. Я волновалась, Дженна… Бабушка все еще в форменной одежде, но я вижу, что глаза у нее красные, а сама она бледная, как будто не спала. — Я уже всех обзвонила. Мистер Аллен сказал, что ты не сидишь с его сыном, потому что сейчас его жена с ребенком гостят у тещи в Калифорнии. В школу звонила… друзьям… Я испуганно таращусь на нее. Кому, черт возьми, она звонила? Если не считать Чатем, больше я ни с кем и не общаюсь. А это означает, что бабушка звонила наугад, чтобы узнать, не осталась ли я у кого-то ночевать, — что еще более унизительно. Не думаю, что я смогу вернуться в школу осенью. Не думаю, что я вообще смогу туда вернуться в ближайшие двадцать лет. Я обижена и зла на бабушку, потому что и без того нелегко быть неудачницей, чья мать мертва, а отец в приступе безумия убил свою жену, и не стать при этом посмешищем всей параллели восьмых классов. Я отталкиваю от себя Джерти. — Ты и в полицию звонила? — спрашиваю я. — Или это по-прежнему выше твоих сил? Бабушка замахивается, как будто хочет меня ударить. Я непроизвольно съеживаюсь — вот уже второй раз за неделю меня бьет тот, кто должен был бы любить. Но бабушка и пальцем ко мне не прикасается. — Марш в свою комнату! — велит она. — И не выходи оттуда, пока я не разрешу. — 230 —
|