Время прощаться

Такое же чувство охватило меня и сейчас.

Гидеон не сводит с меня глаз, под его взглядом я чувствую себя неуютно — он как будто хочет залезть мне под кожу или порыться в моей голове.

— Думаю, ты должна кое-кого навестить, — говорит он и направляется к забору.

Наверное, это какое-то испытание. Может быть, он должен убедиться, что я полностью раздавлена, прежде чем отвести меня к маме. Я не тешу себе надеждами, но все же следую за ним. «А вдруг, а вдруг, а вдруг…»

Мы идем по изнуряющей жаре, как кажется, километров пятьдесят. Моя рубашка, пока мы взбираемся на холм, пропиталась п?том насквозь. Стоя на гребне, я вижу еще одного слона. Гидеону нет нужды говорить, что это Мора. Она осторожно протягивает хобот над заграждением, открывает и закрывает, словно бутон розы, пальцеподобные отростки на конце хобота, и я понимаю, что она помнит меня, как я помню ее — на каком-то внутреннем, интуитивном уровне.

Моей мамы здесь нет.

Глаза у слонихи темные, веки нависшие, уши просвечивают на солнце, и я вижу переплетение вен, напоминающее дорожную карту. Шкура ее пышет жаром. Она похожа на динозавра — такая жесткая, первобытная… Складки ее хобота раздвигаются, как меха аккордеона, когда слониха тянется ко мне. Она дышит мне прямо в лицо, от нее пахнет летом и сеном.

— Поэтому я здесь и остался, — объясняет Гидеон. — Решил, что однажды Элис приедет навестить Мору.

Слониха обхватывает хоботом его руку.

— Море несладко пришлось, когда она только сюда попала. Из сарая она не выходила. Так и стояла, отвернувшись мордой в угол.

Я вспомнила о записях в мамином журнале.

— Думаете, она чувствовала вину за то, что затоптала человека?

— Может быть, — отвечает Гидеон. — А может, боялась наказания. Или тоже скучала по твоей маме.

Слониха ревет, как будто машину заводят. Воздух вокруг меня вибрирует.

Мора берет лежащее сосновое бревно, чешет об него бивень, а потом поднимет хоботом и прижимает к тяжелому железному забору. Сдирает кору, роняет бревно и перекатывает его ногами.

— Что она делает?

— Играет. Для нее рубят деревья, чтобы она могла обдирать кору.

Через десять минут Мора легко, словно зубочистку, поднимает бревно над забором.

— Дженна! — кричит Гидеон. — Осторожно!

Он толкает меня и сам падает сверху, всего в полуметре от того места, где разлетелось бревно, — пару секунд назад я стояла именно там.

Его теплые руки лежат у меня на плечах.

— Ты как? Цела? — спрашивает он, помогая мне встать, и улыбается. — Я в последний раз держал тебя на руках, когда ты пешком под стол ходила.

Я отстраняюсь и присаживаюсь, чтобы рассмотреть преподнесенный мне подарок. Длиной где-то метр, шириной сантиметров двадцать пять — здоровенная дубина. Мора бивнями вырезала узоры — линии, кресты и желобки, которые хаотично пересекаются.