Уроки милосердия

Мой дедушка до того, как они купили магазинчик, работал редактором в небольшом академическом издании; бабушка, как утверждают, хотела стать писательницей, хотя за все детство я ни разу не видела, чтобы она писала что-то длиннее письма. Но истории она любила, это правда. Она усаживала меня на стеклянную витрину возле кассы, брала из запертых шкафов книги Алана Милна и Джеймса Барри и показывала мне иллюстрации. Когда я стала старше, бабушка доверяла мне заворачивать покупки в коричневую оберточную бумагу, которая хранилась в огромном рулоне. И учила завязывать бечевку, совсем как она.

В итоге дедушка с бабушкой продали книжный магазин какому-то застройщику, который сровнял с землей кучу семейных магазинчиков, чтобы построить гипермаркет. Денег, которые они заработали, хватило на безбедную старость бабуле даже много лет спустя после смерти дедули.

— На самом деле никто рядом не проезжал, — заявляет она. — Ты выглядишь точно так же, как твой отец, когда говорил мне неправду.

Я смеюсь.

— Как так?

— Как будто лимон проглотил. Однажды, когда твоему папе было лет пять, он украл у меня средство для снятия лака. Когда я спросила его, он солгал. В конце концов я нашла жидкость в его ящике с носками и сказала об этом. С ним случилась истерика. Оказалось, что он прочел этикетку и решил, что этой жидкостью я сниму себе ногти. Он спрятал ее, пока она не совершила свое черное дело. — Бабуля улыбается. — Я любила этого мальчика, — вздыхает она. — Ни одна мать не должна пережить своего ребенка.

— В том, чтобы пережить своих родителей, тоже ничего веселого нет, — отвечаю я.

На мгновение на ее лицо ложится тень. Потом она наклоняется и обнимает меня.

— Видишь, теперь ты не обманываешь. Знаю, ты приехала сюда, Сейдж, потому что тебе одиноко. Одиночества не стоит стыдиться. Мы же есть друг у друга.

Я вспоминаю, что эти же слова сказал мне и Джозеф.

— Тебе следует подстричься, — заявляет бабушка. — Невозможно как следует рассмотреть тебя.

У меня вырывается смешок. Лучше я голой пробегусь по улице, чем подстригусь и покажу свое лицо.

— Поэтому и не подстригаюсь.

Она наклоняет голову.

— Я все гадаю, какое чудо должно произойти, чтобы ты увидела себя нашими глазами, глазами окружающих тебя людей, — размышляет она вслух. — Возможно, тогда ты перестанешь жить, как чудовище, которое появляется только после наступления тьмы.

— Я пеку хлеб. Мне приходится работать по ночам.

— Неужели? А может, ты выбрала именно эту профессию из-за ночной смены? — спрашивает бабуля.

— Я приехала не для того, чтобы меня распекали из-за выбора профессии…