|
Я стою у Лео за спиной, смотрю, как он завязывает галстук перед зеркалом в ванной комнате. — Потом, — продолжает объяснять Лео, — я отвезу ее в «Мариотт». Насколько я помню, там довольно удобные кровати. — Ты намерен и сам там остаться? Он замолкает. — А тебе этого хотелось бы? В зеркале мы похожи на современных американских готов. — Я подумала, что ты, возможно, не захочешь, чтобы она знала обо мне. Он заключает меня в объятия. — Я хочу, чтобы она знала о тебе все-все. Начиная с того, какой из тебя получился шикарный двойной агент, и заканчивая тем, как ты в душе отрываешься под Джона Мелленкампа и перевираешь слова песен. — Я не перевираю… — Там нет слов: «…выбрось все эти книги о Барби». Можешь поверить мне на слово. Кроме того, Женевре все равно придется с тобой познакомиться, когда мы в Вашингтоне будем ходить после работы ужинать… Я не сразу понимаю, о чем он говорит. — Я не живу в Вашингтоне. — Это формальности, — смущенно говорит Лео. — В округе Колумбия тоже есть булочные. — Это просто… неправильно, Лео. — Ты передумала? — Он замирает. — Я твердо решил. На сто сорок процентов. Я точно знаю. Я только-только нашел тебя, Сейдж. И не хочу потерять. Всегда неплохо знать, чего ты хочешь, и стремиться к этому. Однажды через много лет мы будем читать пресс-релиз о Райнере Хартманне и рассказывать нашим детям, что мама с папой влюбились друг в друга благодаря военному преступнику. — Он смотрит мне в глаза. — Никак не можешь сделать решительный шаг? — Я не говорила о переезде. Хотя вопрос все еще открыт… — Знаешь, скажу так: если здесь найдется работа в Министерстве юстиции, перееду я… — Я говорю о Джозефе, — перебиваю я. — Все это как-то… неправильно. Лео берет меня за руку, выводит из ванной и усаживает на край кровати. — Тебе тяжелее, чем мне, потому что ты знала его другим человеком — до того, как выяснила, что это Райнер Хартманн. Но разве ты не этого хотела, нет? Я закрываю глаза. — Уже не помню. — Тогда позволь мне напомнить. Если Райнера Хартманна депортируют или даже экстрадируют, об этом расскажут в новостях. Громко. Все об этом узнают — и не только в этой стране, но и далеко за ее пределами. Мне хочется думать, что, может быть, в следующий раз, когда кто-то соберется совершить что-то ужасное — например, солдат, которому будет отдан приказ совершить преступление против человечества, — вспомнит эту статью в газете о нацисте, которого арестовали, хотя он девяностопятилетний старик. Возможно, в ту секунду он поймет: если выполнить приказ, правительство Соединенных Штатов или любой другой страны будет преследовать его до конца жизни, куда бы он ни убежал, как бы хорошо ни спрятался. И, может, он задумается: «Мне придется всю жизнь оглядываться, как этому Райнеру Хартманну». Поэтому вместо того, чтобы выполнять приказ, он решительно ответит: «Нет!» — 302 —
|