Родители пытались защитить меня и делились только частью информации о Aussiedlungin (выселениях). «Сохраняй достоинство в любой ситуации, — учила меня мама. — Будь добра к людям, а потом уже заботься о себе. Пусть окружающие чувствуют, что их судьба тебе не безразлична». Отец велел мне спать в сапогах. Лишь через несколько часов я забрала скудный паек, который полагался нам на две недели. К этому времени ноги мои превратились в ледышки, ресницы слиплись. Дара дышала на руки, пытаясь их согреть. — Конечно, не лето, — сказала она, — зато меньше вероятность, что молоко скиснет. Я проводила ее немного: до поворота на другую улицу, где она жила. — Чем завтра займемся? — Не знаю, — ответила Дара. — Может, по магазинам прогуляемся. — Только сначала чаю зайдем выпить. Дара улыбнулась. — Минка, честное слово, ты когда-нибудь перестанешь думать о еде? Я засмеялась и повернула за угол. Одна я шла быстрее, пряча глаза от проходящих мимо солдат и даже знакомых. Слишком тяжело стало смотреть на людей. Казалось, можно упасть в их пустые глаза и уже никогда оттуда не выбраться. Когда я добралась до квартиры, перепрыгнув через отсутствующую деревянную ступеньку, — ее сожгли еще в декабре — то сразу заметила, что дома пусто. По крайней мере, ни света, ни признаков жизни не было. — Есть здесь кто? — окликнула я, вошла и поставила полотняный мешок с провиантом на стол. Отец сидел на стуле, обхватив голову руками. Кровь сочилась сквозь его пальцы. — Папа! — воскликнула я, подбежала и убрала его руку, чтобы осмотреть рану. — Что случилось? Он смотрел на меня невидящими глазами. — Они забрали ее… — Голос его оборвался. — Они забрали твою маму. Оказалось, что необязательно быть в списке, чтобы тебя депортировали. Или, возможно, мама получила свое «приглашение на свадьбу» и решила ничего нам не рассказывать, чтобы не волновать. Всего мы не знали; единственное, что нам было известно: отец вернулся с работы домой и застал в гостиной солдат СС, которые орали на мою маму и дядю. К счастью, Бася унесла Меира на прогулку, и ее дома не было. Мама бросилась к отцу, но его ударили прикладом винтовки, и он упал без сознания. Когда очнулся, мамы уже не было. Отец рассказал мне это, пока я обрабатывала рану у него на лбу. Потом он усадил меня на стул, опустился на колени, снял с моей левой ноги сапог и ударил каблуком об пол. Тот отскочил, открылся тайничок с золотыми монетами. Папа достал их. — В другом сапоге есть еще, — сказал он, словно пытаясь убедить себя, что поступает правильно. — 172 —
|