|
Поездка прошла по большей части в молчании. Джо Хилл Конли и Бонни сидели сзади, рядом с Кевином Хедом и Терезой. Парки Дентон вел машину, впоследствии сожалея, что это лишило его возможности предпринять кой-какие шаги в отношениях с Мэри. Впрочем, сама она всю дорогу до дома провела, поправляя прическу и не сводя взгляда с внутреннего зеркальца. Тереза пыталась остановить сестру: – Брось ты. Мы все равно погибли. – Люкси погибла. Но не мы. – У кого-нибудь есть леденцы или жвачка? – спросила Бонни. Таковых не нашлось, и она повернулась к Джо Хиллу Конли. Пристально посмотрев на его, она рукой зачесала ему челку на левую сторону. – Так-то лучше, – сказала она. И теперь еще, почти два десятка лет спустя, те немногие остатки волос, которыми может похвастать Джо, зачесаны налево незримыми пальцами Бонни. Когда машина остановилась перед домом Лисбонов, Джо Хилл Конли в последний раз поцеловал Бонни, и та не стала противиться. Тереза подставила щеку Кевину Хеду. Сквозь запотевшие стекла ребята оглядели дом. Мистер Лисбон уже вернулся, и в хозяйской спальне горел свет. – Мы проводим вас до дверей, – сказал Парки Дентон. – Не надо, – возразила Мэри. – Почему это? – Не надо, и все. – Она вышла, даже не пожав ему руки на прощание. – Мы действительно отлично провели время, – произнесла сзади Тереза. Бонни же шепнула на ухо Джо Хиллу Конли: – Ты мне позвонишь? – Обязательно. С легким скрипом открылись дверцы. Девушки выбрались наружу, оправили на себе платья и зашли в дом. Дядюшка Такер как раз выходил в гараж за очередной порцией пива из холодильника, когда к дому Лисбонов, двумя часами позднее, подкатило такси. Он видел, как из машины вылезла Люкс, отыскавшая в сумочке пятидолларовую бумажку; по пять долларов каждой из дочерей выдала миссис Лисбон вечером, перед их отправлением на школьный бал. «Всегда следует иметь при себе деньги на такси», – гласил ее афоризм, хотя тем вечером девушки единственный раз получили разрешение покинуть дом и, следовательно, с тех пор не нуждались в подобных истинах. Люкс не стала дожидаться сдачи. Она шла к дому, приподняв подол платья и поглядывая по сторонам. Спина ее плаща была измазана белым. Входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышел мистер Лисбон. Уже без пиджака, но все еще с оранжевым галстуком на шее. Он сошел по ступеням и встретил Люкс на полпути к дому. Люкс начала оправдываться, разводя руками; когда же мистер Лисбон оборвал ее излияния, она низко опустила голову и неохотно кивнула. Дядюшка Такер не смог припомнить, когда же к сцене на крыльце присоединилась миссис Лисбон. Внезапно, однако, он сообразил, что слышит звучащую где-то музыку, и, переведя взгляд на дом, увидел миссис Лисбон, замершую в освещенном проеме двери. Она была одета в простой, без украшений халат и держала в руке стакан с каким-то напитком. Из-за ее спины доносилась торжественная музыка с грозными раскатами органа в сопровождении ангельского журчания арф. Приступив к выпивке еще в полдень, дядюшка Такер почти успел прикончить упаковку пива, употреблявшуюся им ежедневно. Выглядывая из ворот своего гаража, он совсем расчувствовался и заплакал, ибо музыка заполнила, казалось, всю улицу, напитав ее живительным потоком. «Такую ставят, когда кто-то умирает», – пояснил он. — 75 —
|