– Неплохо здесь, правда? – Так хорошо мне еще не бывало нигде, – был ответ. Мэри сказала чистую правду. Никогда прежде сестры Лисбон не казались такими веселыми, не были столь открыты, не говорили с таким жаром. После очередного танца, когда Тереза и Кевин Хед отошли к дверям глотнуть свежего воздуха, Тереза спросила: – Что вас, парни, заставило вытащить нас сюда? – О чем это ты? – не понял Кевин. – Ну, вы это просто из жалости, так ведь? – Вот еще. – Врешь. – По-моему, вы очень красивые. Из-за этого. – Мы и вправду кажемся такими дурочками? – Кому? Тереза не ответила, только высунула руку в дверной проем, ловя дождевые капли. – Сесилия и верно казалась странноватой, но мы не такие. – И, помолчав: – Мы просто хотим жить. Если нам, конечно, позволят. Позже, направляясь к машине, Бонни остановила Джо Хилла Конли, чтобы вновь посмотреть на звезды. Облака не оставили ни единого просвета. Пока они стояли, обратив взоры к бесцветному небу, она спросила: – Ты веришь в Бога? – Ага. – Я тоже. Было уже десять тридцать, и девушкам оставалось не более получаса на обратный путь. Танцы подходили к концу, и автомобиль мистера Лисбона уже вырулил со стоянки, направляясь домой. Кевин Хед и Тереза, Джо Хилл Конли и Бонни, Парки Дентон и Мэри собрались у «кадиллака», но Люкс и Трип все не появлялись. Бонни сбегала в спортзал поискать их, но нигде не смогла найти. – Может, они отправились домой с твоим отцом? – предположил Парки Дентон. – Сомневаюсь, – сказала Мэри, вглядываясь во тьму и теребя измятый корсаж платья. Предпочтя легкость ходьбы комфорту, девушки скинули туфли на каблучках и рассеялись по стоянке; они заглянули меж рядами машин и осмотрели даже площадку с флагштоком, на котором в день смерти Сесилии флаг спустили до середины шеста, – стояло лето, и траурного знака не заметил никто, кроме подстригавших газоны работников. Лучившиеся счастьем какие-то минуты назад, девушки вдруг посерьезнели и напрочь забыли о кавалерах. Они двигались единой группой, временно расходясь и вновь собираясь вместе. Они поискали у театра, за Научным крылом и даже во внутреннем дворике с установленной в память о Лоре Уайт статуей девочки, чья бронзовая юбка уже начала покрываться патиной. Швы от сварки пересекали широкие запястья, и в этом виделся определенный символ, но сестры Лисбон не заметили его или, в любом случае, ничего не сказали, вернувшись к машине около десяти пятидесяти. Им надо было спешить домой. — 74 —
|