|
— По-твоему, мне что-то нравится? — Ну, не думал ли ты вступить в какой-нибудь школьный клуб? — выпалила я, с трудом накалывая на вилку мелкие листочки аругулы, и, естественно, запачкала подбородок горчицей. Кевин посмотрел на меня с тем же недоверием, с каким позже воспринимал мои вопросы о меню столовой в Клавераке. Может, мне следовало считать удачей то, что он не снисходил до ответа. — Ну, а как насчет твоих учителей? Есть ли среди них кто-то особенный?.. — И какие группы ты теперь слушаешь? — подхватил он. — И следующий твой вопрос, не заводит ли меня какая-нибудь хорошенькая сучка, сидящая в первом ряду. Отсюда ты сможешь непосредственно перейти к сексу; мол, прежде чем трахнуть девчонку в прихожей, не стоит ли подождать, пока я буду готов. А за десертом ты спросишь о наркотиках. Осторожно, потому что не хочешь напугать меня до чертиков и заставить лгать, и расскажешь, как сама баловалась, но это вовсе не значит, что я тоже должен баловаться. Под конец, высосав всю эту бутылку, ты окосеешь и скажешь, как здорово провести время с сыночком, сползешь со стула, обнимешь меня за плечи и слегка сожмешь. — Ладно, мистер Насмешник. — Я отодвинула салат. — О чем хочешь поговорить ты? — Это была твоя идея. Я и словом не обмолвился, что хотел бы болтать о разных глупостях. Я прикончила голубиную грудку с конфитюром из красной смородины и почувствовала легкое опьянение. Кевин умел превращать развлечения в тяжелую работу. Правда, после трех- или четырехминутного молчания он меня явно пожалел. Позже в Клавераке он мог бесконечно сидеть не мигая, но ведь тогда, в «Хадсон-Хаус», ему было всего четырнадцать. — Ладно, у меня есть тема, — лукаво провозгласил он, выбирая красный карандаш из стакана. Ресторан предлагал бесплатно набор цветных карандашей, что стало таким же повсеместным, как самокаты. — Ты вечно ворчишь на эту страну и хочешь оказаться в Малайзии или где-то еще. Что тебе не нравится? На самом деле. Американский материализм? Как и Кевин в тот момент, когда он услышал мое приглашение, я заподозрила ловушку, но мне еще предстояло съесть горячее и выпить две трети бутылки и не хотелось все это время смотреть, как он чертит каракули на бумажной скатерти. — Нет, я не думаю, что дело в этом, — искренне ответила я. — В конце концов, как говорит твой дедушка... — Материалы — все. Так чем ты недовольна? Ты поразишься, но в тот момент я не смогла вспомнить ни одного недостатка Соединенных Штатов. Часто в самолете, когда я откладывала книжку, сосед, чтобы завязать разговор, мог спросить, какие еще романы мне нравятся. Я с наслаждением озадачивала его таким бессмысленным взглядом, как будто книжка в бумажной обложке, запихнутая мною в карман для журналов на спинке кресла, — первая художественная книга в моей жизни. Я дорожила своим недоверием к Соединенным Штатам, хотя, благодаря тебе, научилась, пусть неохотно, ценить эту страну по меньшей мере за ее энергию и талант импровизации и за то, что, вопреки видимости конформизма, она взрастила впечатляющее изобилие настоящих безумцев. Не в силах с ходу привести хотя бы один изъян, сводящий меня с ума, я на секунду почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног, и встревожилась, что, может, я держала США на почтительном расстоянии не из-за утонченного космополитизма, а из-за мелочных предрассудков. — 210 —
|