— Ева, ты должна разбираться в созревающих мальчиках. Может, тебе неловко, но иногда они экспериментируют... — Кевин не спускал штаны. Кевин был полностью одет. — Ну и что же тогда это значит? — Что Ленни ему не друг, Франклин! Ленни его раб! Ленни делает все, что Кевин ему приказывает, и чем унизительнее, тем лучше! Следовательно, этот жалкий, подхихикивающий слизняк не может иметь никаких идей, тем более быть заводилой в отвратительной, опасной проделке и не может втянуть в нее бедного, добродетельного Кевина против его воли... это полный абсурд! — Прекрати! И думаю, хватит одного бокала вина. — Ты прав. На самом деле мне необходим джин, но сойдет и мерло. — Послушай. Он мог ошибиться, и мы все обсудили. Однако он взял на себя вину, а для этого нужна смелость, и я чертовски горд... — Кирпичи, — прервала я. — Они тяжелые. Они большие. Строители не хранят кирпичи на пешеходных мостах. Как они туда попали? — Обломок кирпича. Я сказал — обломок. Мои плечи поникли. — Да. Я уверена, что Кевин тоже так сказал. — Ева, он наш сын. Значит, мы должны ему хоть немного верить. — Но полицейские сказали... — Я не закончила мысль, потеряв весь свой энтузиазм. Я почувствовала себя угрюмым прокурором, понимающим, что симпатии присяжных на стороне обвиняемого, но обязанным выполнять свою работу. — Большинство родителей пытаются понять своих детей, а не придираются к каждой мелкой... — Я пытаюсь понять его. — Видимо, я не смогла сдержать ярость. За стеной захныкала Селия. — Я хочу, чтобы ты его понимал! — Ладно, иди займись Селией, — пробормотал ты, когда я встала. — Утри Селии глазки, погладь ее красивые золотые волосики, сделай за нее домашнюю работу, хотя, видит Бог, она должна научиться выполнять эти жалкие задания сама. Нашего сына только что схватили копы за то, чего он не делал, и он потрясен, но это не имеет значения, потому что Селии нужно подать молоко с печеньем. - Правильно. Потому что один из наших детей учится писать названия домашних животных, в то время как другой бросается кирпичами по приближающимся фарам. Пора тебе понять разницу. Я по-настоящему разозлилась и почти весь следующий день не работала, а бурчала под нос, что вышла замуж за круглого дурака. Прости. Я сама себя презираю, но я так и не смогла рассказать тебе, с чем столкнулась тем вечером. Может, я просто растерялась, или гордость не позволила. Я так кипела от ярости и разочарования, что воспользовалась привилегией начальницы и ушла из редакции пораньше. Вернувшись и отпустив бебиситтера Селии Роберта, я услышала голоса. Похоже, глупому, податливому, не уважающему себя ничтожеству даже не хватило мозгов не показываться у нас хотя бы несколько дней. Из кошмарно опрятной спальни Кевина доносилось гнусавое, раздраженное нытье. Против обыкновения дверь была распахнута, но ведь еще два часа меня никто не ждал. По дороге в ванную комнату я в общем-то подслушивала, но… думаю, я подслушивала. Желание подслушать под этой дверью, нахлынувшее накануне, не исчезло. — 203 —
|