— Черт! — воскликнул второй полицейский. — Пару лет назад какой-то подонок швырнул квотер перед женщиной, которая ехала со скоростью семьдесят пять миль. Разбил ветровое стекло и попал ей прямо в голову. Рон бросил на напарника взгляд, говоривший, что чем скорее они разделаются с нами, тем скорее попадут в «Данкин донатс». — Надеемся, вы поговорите с этим молодым человеком по всей строгости. — Обязательно, — сказала я. — Я думаю, он понятия не имел об опасности, о которой вы говорите, — сказал ты. — Ну да, — сказал коп номер два. — В этом-то вся прелесть бросания кирпичей с мостика. Такое безвредное развлечение. — Я высоко ценю вашу снисходительность, сэр, — продекламировал Кевин. — Я понял урок, сэр. Это больше не повторится, сэр. Полицейские, должно быть, давно привыкли к этому сэр и не попались на удочку. — Будь уверен, снисходительность больше не повторится, приятель, — сказал второй полицейский. Кевин обратил на него сверкающий взгляд; похоже, они прекрасно поняли друг друга. Хотя полицейские схватили его впервые (насколько я знала), он был совершенно спокоен. — И спасибо, что подвезли до дома. Я всегда мечтал прокатиться в полицейской машине... сэр. — Всегда пожалуйста, — задорно ответил коп, словно чмокнул жвачкой. — Но что-то мне подсказывает, это не последняя твоя поездка в полицейской машине... приятель. После потока благодарностей с нашей стороны полицейские уехали, но не успели они сойти с крыльца, как я услышала хныканье Ленни: — Мы почти удрали от вас, парни, потому что вы, парни, потеряли спортивную форму!.. Ты был таким спокойным и вежливым во время всей беседы, что, когда ты отвернулся от двери, я изумилась, увидев твое мертвенно-бледное, искаженное яростью лицо. Ты схватил нашего сына за предплечье и завопил: — Ты мог устроить столкновение из нескольких машин! Чертову катастрофу! Раскрасневшись от нездорового удовлетворения, я удалилась, оставив вас наедине. Если бы один из камней действительно разбил чье-то ветровое стекло, я с готовностью сменила бы это мелочное торжество на дикую ярость, в которой так напрактиковалась позже. Но беда прошла мимо, и я могла мысленно напевать: «Ты попался!» А ведь я почти отчаялась! Франклин, до сих пор ты считал, что бесконечная череда несчастных случаев, тянувшихся за Кевином, не имеет к нему никакого отношения. В конце концов не я, а полиция, которой мистеру Республиканцу приходится доверять, поймала нашего гонимого, невинного младенца на месте преступления, и я собиралась насладиться этим сполна. Более того, я радовалась, что и ты наконец испытал ту странную беспомощность предположительно могущественного родителя, совершенно не представляющего, какое наказание может быть хотя бы в малейшей степени эффективным. Я хотела, чтобы ты на своей шкуре испытал растерянность, поняв, что невозможно «отсадить» четырнадцатилетнего парня остыть, что бесполезно запретить ему «выходить из дома», поскольку он никуда никогда не хочет ходить. Я хотела, чтобы ты почувствовал ужас, представив, что, несмотря на твое запрещение заниматься единственным делом, вроде бы доставляющим ему удовольствие, он возьмет лук и стрелы и отправится на свое стрельбище, и тебе придется решать, стоит ли физически не пускать его на лужайку. Добро пожаловать в мою жизнь, Франклин, думала я. Развлекайся! — 200 —
|