— Кевин, ты хорошо помнишь свое раннее детство? — Я где- то прочла, что люди часто начисто вычеркивают из памяти тяжелое детство. — А что там помнить? — Ну, например, ты до шести лет ходил в памперсах. — Ну и что? — Если я надеялась смутить его, то не преуспела. — Наверное, это было неприятно. — Тебе. — И тебе тоже. — Почему? — кротко спросил он. — Было тепло. — Недолго. — А я долго и не ходил. Ты была хорошей мамочкой. — Разве дети в садике не смеялись над тобой? Я все время беспокоилась. — О, конечно, заснуть не могла. — Я беспокоилась, — упрямо повторила я. Кевин пожал одним плечом: — А почему они должны были смеяться? Мне это сходило с рук, а им нет. — Мне просто интересно. Теперь ты мог бы пролить свет на ту отсрочку. Твой отец достаточно тебе показывал. — Кевви-уэвви! — фальцетом заворковал он. — Детка лапочка! Посмотри на папочку! Посмотри, как он делает пи-пи в унитазик! Тебе тоже понравится, Кевви-пупсик! Разве не здорово быть, как папочка, пи-пи, пи-пи в унитазик? Папочка тебе поможет. Меня удивило, как складно Кевин передразнил тебя; обычно он старается не демонстрировать наличие у себя мозгов. — Ладно, — сказала я. — Ты не хотел пользоваться туалетом ради себя и ради нас... ради меня. Но почему ты не сделал это ради твоего отца? — Ты уже большой мальчик! — жеманно заговорил Кевин. — Ты мой большой мальчик! Ты мой маленький мужчина! Господи. Какой дебил. Я встала. — Никогда больше не смей так говорить. Никогда, никогда не смей так говорить. Никогда, ни единого раза! — Или что, — тихо сказал он. В его глазах замелькали веселые искорки. Я опустилась на стул. Я не должна была поддаваться на его провокацию. Обычно и не поддаюсь. И все же любая насмешка над тобой... О, может, я должна считать себя удачливой, раз он не нажимает на эту кнопку чаще. Правда, в последнее время он в некотором смысле все время на нее давит. То есть большую часть его детства его узкое угловатое личико дразнило меня моим собственным отражением, однако за последний год оно начало округляться, и я узнаю твои черты. Хотя я действительно когда- то жадно искала в лице Кевина сходство с его отцом, теперь я непрестанно борюсь с безумной мыслью, что он делает это нарочно, чтобы заставить меня страдать. Я не желаю видеть это сходство. Я не хочу замечать те же самые манеры, тот же характерный взмах руки; так ты отмахивался от всяких пустяков, как, например, когда один сосед за другим запрещали своим детям играть с твоим сыном. Смотреть на твой сильный подбородок, поджатый в угрюмой гримасе, твою широкую безыскусную улыбку, ловко преображенную в ухмылку, — все равно что смотреть, как твой муж сходит с ума. — 133 —
|