Цена нелюбви

Дефектный продукт отзывается и удаляется с рынка.

— Многие призывают судить его, как взрослого, и вынести смертный приговор, — вызывающе сказала я.

— И что ты чувствуешь по этому поводу? — спросила твоя мать.

Боже милостивый! Твои родители спрашивали меня, будет ли когда-нибудь напечатан НОК. Они спрашивали, считаю ли я, что паровые устройства гладят брюки так же хорошо, как утюг. Они никогда не спрашивали, что я чувствую.

— Кевин не взрослый. Но станет ли он другим, когда повзрослеет? (Возможно, существуют какие-то технические особенности, но убийство на рабочем месте — это просто повзрослевшая стрельба в школе). — Если честно, бывают дни, — я мрачно посмотрела в окно эркера, — когда я хочу, чтобы ему вынесли смертный приговор. Но может, просто чтобы самой сорваться с крючка.

— Ты ни в коем случае не должна винить себя, дорогая! — монотонно, но с некоторой нервозностью произнесла твоя мать. Если я и винила себя, она не хотела об этом слышать.

Я посмотрела ей в глаза, как одна мать в глаза другой:

— Я никогда особенно не любила его, Глэдис. Я понимаю, что родители иногда строго говорят своим детям: «Я люблю тебя, но ты не всегда мне нравишься». Но что это за любовь? Мне кажется, это сводится к: «Я не равнодушна к тебе, то есть ты все еще можешь меня обидеть, но я не выношу, когда ты рядом». Кто хочет такой любви? Если бы у меня был выбор, я могла бы пренебречь кровными узами и успокоиться тем, что я нравлюсь. Я иногда думаю, не тронуло бы меня гораздо больше, если бы моя мать обняла меня и сказала: «Ты мне нравишься». И может, важнее просто наслаждаться обществом своего ребенка.

Я смутила их. Более того, я сделала ровно то, против чего уже предостерегал меня Харви. Позже они оба свидетельствовали под присягой и цитировали обрывки этой короткой убийственной речи. Не думаю, что твои родители хотели мне навредить, но они были честными жителями Новой Англии, а я не предоставила им поводов для своей защиты. Думаю, что и не хотела предоставлять.

Когда я, отставив холодный чай, стала собираться, они явно испытали облегчение, однако вопросительно переглянулись. Должно быть, осознали, что эти милые разговоры за чаем будут весьма редкими, и может, поздно ночью, не в силах заснуть, они будут думать обо всех не заданных мне вопросах. Конечно, они были вежливы, приглашали приезжать в любое время. Твоя мать уверила, что, несмотря ни на что, они все еще считают меня частью семьи. Шесть недель назад я, возможно, задумалась бы над этим. Сейчас принадлежность к любой семье манила меня не больше, чем перспектива застрять в лифте между этажами.