|
Выхожу из спортцентра под дождь. Большие теплые капли, небо наконец задышало. По дороге домой делаю крюк, хочу насладиться дождем. Люди прячутся под карнизами домов и навесами магазинов. Все улицы мои. Прохожу мимо прачечной. Искусственный свет проникает на улицу. Внутри одинокая фигура, склонившись, гипнотизирует стиральную машину. Застигнут дождем или ждет свою одежду. Иду дальше, и тут до меня доходит, что это Иван. Захожу внутрь, он сидит очень тихо. Непохоже, чтобы он услышал, как открылась дверь или звук моих шагов. Если бы я его не знал, подумал бы, что он глухой. Встаю рядом с его машиной, той, на которую он уставился. Его голова чуть приподнимается в мою сторону. Затем он возвращается к созерцанию одежды, крутящейся в пенной воде. Ну и видок у него. Темные сальные волосы. Брюки короткие, носков нет. Клочковатая бороденка, сквозь которую виднеется бледная кожа. – Там что, сменная одежда? Выходной костюм? Не смотрит на меня, глаз с машины не сводит. – Иван! Глаз с машины не сводит. – Эй! Я щелкаю пальцами у него перед носом. Реакция нулевая. Курю, смотрю на него. Как в передачах про животных, где их изучают в естественной среде обитания. Как когда я смотрю на чокнутого старика с коляской. Я могу и дальше продолжать в том же духе. Он нервно ерзает, но взгляд по-прежнему прикован к машине: меня не существует. – Ты видишь там что-то недоступное для других? Смотрит туда же, меня нет. – Я к тебе обращаюсь, говнюк! Выпускаю дым ему в лицо. Он пару раз моргает, а когда наконец открывает рот, говорит тихо и с сильным акцентом: – Оставь меня, пожалуйста, в покое. – И что же там такого интересного? – Оставь меня, пожалуйста, в покое. Это не смешно. Голос монотонный, какие-то странные паузы, заминки. – Если бы я не вошел, ты бы тут сейчас дрочил. Сидел бы и дрочил на чужую одежду. Ты в курсе, что это ненормально? Он поднимается и орет, огромный рот, лицо перекошенное: – Не мог бы ты заткнуться и оставить меня в покое? К стене, рука на горле, он переминается на цыпочках. – Не надо так разговаривать, не надо так со мной разговаривать, гондон ты штопаный… Это брат моей бывшей девушки. С ним я пил чай и ел югославские пирожки его мамы. Я отпускаю его, отступаю назад, почти готовый извиниться. И тут вижу, что у него из куртки что-то выпирает. Что-то похожее на пистолет, и какую-то долю секунды я верю, что мне крышка. Югославы, они такое творят, но тот идиот, что толкнул Ивану… И тут я понимаю, что это бутылочное горлышко. Я сильно толкаю его в грудь, заваливаясь назад, он хватается за сушку. Бутылка вылетает из кармана и разбивается: осколки, коричневая жидкость. Какао. — 19 —
|