|
Еремей просунул внутрь руку, поймал его за уши и вытащил, прижимая зайца к земле, не давая ему вскинуть для обороны когтистые задние лапы. Достал нож и перерезал горло. Заяц истошно закричал, разевая рот с дрожащим розовым языком, засучил лапами, выдирая мох вместе с землей. Тошнотворно запахло кровью. Бегун стоял, не в силах оторвать глаз от пульсирующей красной струи, брызжущей на землю, судорожно глотая подкатывающий к горлу комок. Он знал, что заяц тут почитается нечистым зверем, и кровь надо сливать до капли. Еремей глянул на него и жестко усмехнулся. Поднял обвисшего тяжелого зайца, перекрутил его за шею веревкой и подвесил к поясу. Перекрестился, указал Бегуну, чтоб взял клеть, и пошел дальше. Бегун поплелся следом, поглядывая на свесившего мертвые лапы русака… К полудню они впервые присели на опушке. Еремей достал репу, лук, копченое мясо, настрогал тем же ножом, которым резал зайца, и они — молчком, как и весь день с утра, принялись за еду. — Послушай, Еремей, — начал, наконец, Бегун. — Я ведь неспроста с тобой пошел, а не с Лукой, не с Флегонтом… Еремей равнодушно жевал, опустив голову. — Все лето хотел с тобой поговорить, как мужик с мужиком, не знал, откуда подступиться… — неловко развел Бегун руками. — Вот ведь как Бог распорядился: чтоб я в Рысий прилетел ни днем раньше, ни днем позже, а чтоб на тебя попал. Чтоб за тобой пошел. Чтоб ты меня спас… И чтоб я Неждану увидал… В лесу взахлеб лаял Суслон — видно, опять гнал соболя или белку; но пушное зверье еще не выкунело, и Еремей всякий раз отзывал собаку. — Честно скажу, не знаю, что делать… Ты ее любишь, а для меня — может, последняя радость в жизни, последний свет в окошке. Я уже пытался про нее не думать, не смотреть на нее — не могу… Еремей вскинул к нему окаменевшее, лицо со сведенными бровями, — он смотрел на Бегуна в упор и будто не видел, — и стал подниматься. Бегун тоже встал перед ним. — Давай вместе решать, как нам тут быть. Не может же это до бесконечности продолжаться… Еремей не глядя подхватил с земли рогатину и поднял наперевес. — Ты что… — Бегун отступил на шаг. — Не ожидал я от тебя… Еремей грубо схватил его плечо и отшвырнул себе за спину. В ту же секунду раздался низкий, раскатистый, утробный рык, от которого у Бегуна сами собой подогнулись колени, и из густого кустарника с треском проломился на опушку медведь. Суслон висел на нем, осаживая назад. Медведь вертелся то в одну сторону, то в другую, отмахивался от него. Увидав людей, он припал на передние лапы, выгибая шею, задирая черную губу, обнажив клыки с тягучими нитями слюны и бугристые десны. Еремей отступал, держа рогатину перед самой его мордой. Медведь лапой попытался поймать рогатину, потом поднялся в рост и кинулся. — 44 —
|