|
Лесли – моя противоположность. Она способна часами изучать медицинскую литературу, сидя в кровати с расширенными от любопытства глазами. Иногда она хмурится, недовольно ворча: «Правильное питание, упражнения – как они могут об этом забывать?», но в общем, сложность медицинских заключений доставляет ей удовольствие. Она может читать все, что ей угодно, напомнил я себе, вплоть до учебников черной магии, если ее это заинтересует. Но moi?[5] Поддерживать систему помешанных на лекарствах белых халатов, слишком занятых собой, чтобы обратить внимание на целый спектр наших творческих болезней? Нет уж! В таком состоянии духа я одевался на больничный благотворительный бал. Лесли сочла это приглашение привилегией, дающей нам возможность внести хоть какой-то вклад в битву прогресса с неизлечимыми болезнями и мучительным умиранием. – Что ж, идем, – согласился я. Я не часто вижу свою жену в вечернем платье. Полное крушение всех принципов, отступление побежденного сознания – разве это высокая цена за такое зрелище? Я втиснулся в свой самый темный пиджак, прицепил на лацкан маленький значок с изображением Сессны и протер его большим пальцем. – Не поможешь ли мне управиться с этим, милый, – донесся из ванной голос жены. – В талии нормально, а в груди – не пойму, то ли платье село, то ли я полнею… Я всегда готов протянуть руку помощи, поэтому тотчас бросился в ванную. – Вот здесь. Спасибо, – сказала она, взглянув в зеркало. Она поправила рукав. – Как по-твоему, это подойдет? Услышав за своей спиной стук падающего тела, она выждала минуту, повернулась, чтобы помочь мне подняться, прислонила меня к косяку и стала ждать словесной оценки. Платье было шелковисто-черным, с большим вырезом впереди и с длинным разрезом сбоку на юбке. Возникало впечатление, что оно охватывает все тело в долгом, чувственном объятии. – Мило, – с трудом вымолвил я. – Очень мило. Я попятился назад и стал причесываться. Хоть мне это все равно не удастся, подумал я, любой ценой я должен произвести на балу впечатление, что эта женщина – со мной. Она тщательно изучала свое отражение, уже сверив его с сотней суровейших стандартов, и все же сомневалась: – Это ведь выглядит не слишком вызывающе, правда? Мой голос меня не слушался. – Это выглядит просто восхитительно, – наконец произнес я, – пока ты остаешься в этой спальне. Она сердито глянула на меня в зеркало. Когда Лесли одета официально, в ней начинает говорить ее бескомпромиссное голливудское прошлое, а это уже серьезно. — 48 —
|