– Привет! – сказал я с опозданием. Шесть– Привет кому? – спросила Лесли. – Так глупо, – сказал я. – Он меня видел. – Что он сказал? – Ничего. Мы оба сильно испугались. Как странно. – Что ты чувствуешь, как он? – Да с парнем, в общем, все нормально. Он только не уверен в завтрашнем дне, и это выбило его из колеи. – И как ему там, ты чувствуешь? – Все у него будет нормально. Он будет хорошо учиться в школе, впереди его ждет великолепное время, когда он у знает так много интересного: аэропланы, астрономия, ракеты; он научится ходить под парусами, нырять… Она дотронулась до моей руки: – Ты чувствуешь, каково ему? – Да у меня сердце разрывается! Я молю Бога, я так хочу вывести его оттуда и прижать к себе, и сказать ему: не плачь, ты в безопасности, ты не умрешь! Дорогая Лесли, мой любимый и чуткий друг. Она не сказала ни слова. Она дала мне возможность в тишине услышать то, что я сказал, услышать еще и еще раз. Мне потребовались дикие усилия, чтобы восстановить равновесие. Я никогда не был склонен к сентиментальности, я рассматривал свои чувства как частную собственность и держал их под жестким контролем. Да, сохранять этот контроль очень непросто, но, казалось, всегда возможно. В конце концов, все это происходит в моей голове. – Ты – хранитель его будущего, – произнесла она в тишине. – Его наиболее вероятного будущего, – сказал я. – У него есть и другие варианты. – Только ты знаешь то, что ему нужно знать. И если даже ему суждено в жизни взлететь выше, чем тебе, – все равно, только ты сможешь объяснить ему, как этого добиться. В это мгновение я действительно любил мальчишку. Когда я был с ним, мое детство уже не заволакивало туманом, я его видел кристально ясно и с мельчайшими подробностями. – Я – хранитель его будущего, он – хранитель моего прошлого. В эту минуту у меня возникло удивительное чувство: мы необходимы друг другу, Дикки и Ричард, только вместе мы можем образовать единое целое. Нужно ли мне было брести по жизни одному, как отступнику, чтобы, наконец, повстречать мальчика, страстно желающего превратить меня в пепел, – и теперь доказывать ему, неизвестно как, что я люблю его? Легче доползти до Орегона по битому стеклу. А могло ли быть иначе? Мой старенький кинопроектор опять стал высвечивать на экране сознания черно-белые кадры того времени, из которого я только что вернулся, – сплошные блеклые знаки вопросов; Дикки идет вдоль расписанных стен длинного освещенного солнцем коридора, все детали четко вырисовываются, ничего не пропущено. — 19 —
|